Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие

Все сказанное заставляет сосредоточиться именно на второй из двух сторон явления. Художественно-литературное произведение может быть поэтическим и без каких-либо вкраплений стихотворных размеров, «элементов стиха». Поэзия – явление функциональное: ее вызывает к жизни безысходная необходимость по тем или иным творческим причинам высказаться сжато, то есть кратко, компактно; эта внешняя краткость должна сопровождаться колоссальной внутренней смысловой концентрацией, «сплавленностью» и «притертостью» всех семантических составляющих текста. Излишне говорить, что волошинское перечисление, от которого мы здесь отталкиваемся, никак не исчерпывает всех обертонов понятия «поэзия». Но зато оно указывает на те из них, которые имеют отношение к проблеме художественного синтеза прозы и поэзии (а не стиха).

Творчество Б. Зайцева – «поэта в прозе», поэта без стихов – весьма показательный пример такого синтеза. Так, его «Хлеб, люди и земля» внешне выглядит как короткий рассказ наподобие коротких рассказов Чехова. Чтение убеждает, что все три компонента заглавия имеют характер символов: «Люди бредут в разные стороны, бороздя лицо праматери, думая грязные думы; и потом, взворачивая сохами ее пласты для светлых яровых хлебов, они так же серьезны и важны, точно тысячеверстные просторы передают им свою силу». Уже эта недлинная зайцевская фраза проявляет то, насколько органично сплавлены в произведении те три (казалось бы, очень далекие друг от друга) темы, которые обозначены в заглавии. Оказывается, маленькое произведение сумело каким-то образом вобрать в себя, освоить, свести в органическое единство огромные и внешне разнородные смысловые массивы.

Сочетание внешней краткости с внутренней смысловой концентрацией дается уже в первой фразе произведения: «Среди полей станция: красный дом из кирпича, рядом водокачка». То же и в следующем предложении: «Мимо станции железный путь; разъезды, фонари, склады, вагоны». И дальше до конца – та же предельная компактность в сочетании с предельной смысловой насыщенностью. Образы вплавляются друг в друга, «притискиваются» друг к другу и по принципу сходства, и по принципу противоположности даже внутри фразы: «грязные думы» людские и «светлые хлеба», которые родит этим людям мать-земля, ноги людей, которые «бороздят лицо праматери» и их сохи, которые «взворачивают пласты» земли для хлебов. Такие ассоциативные связи между образами внутри фразы, между фразами внутри целостного фрагмента вроде абзаца, между различными фрагментами произведения в целом образуют в «рассказе» Зайцева незримое, но исключительно сложное смысловое переплетение.

Обилие бытовых деталей как бы напоминает о прозе писателей-«знаньевцев». Однако сходство чисто внешнее. Вместо острой злободневности – «вневременная» философская универсальность содержания. Не просто конкретная станция, страна, эпоха перед нами – перед нами человеческий «космос» вообще, подаваемый через символически обобщаемые предметные, вещные образы человеческого быта. Железная дорога – «железный путь» рода человеческого, по которому движется и хлеб насущный, и сам людской муравейник в своих многообразных бренных заботах, а происходит это движение по лику все той же «праматери». Война – одна из самых страшных (и тоже «вневременных», универсальных) сторон этого вселенского бытия, все, связанное с войной, само по себе составляет тему необозримых масштабов. Но о том, о чем, например, Л. Андрееву понадобилось рассказать в рамках такого отдельного произведения, как повесть «Красный смех», Б. Зайцев умеет высказать главное, словно бы и не сказав «почти ничего»:

«Мужики тоже много говорят; их разговоры угрюмы; летом отдавали лошадей, а теперь подходят к людям... А поезд с человечьим телом недолго застаивается на станции, ему нужно дальше, надо дать место следующему – тот тоже с солдатами и солдатами... Уже мало одного хлеба; уже нужно на замену съеденных где-то человечьих тел, которые везут все по той же дороге, – новые».

Опять фраза (в образно-смысловом плане) незримо «вплавляется» во фразу: люди – тела – пища – хлеб – земля – дорога, – символы, обозначенные в заглавии, варьируются, сливаются, снова и снова проходят через это короткое произведение. Вполне «обычное» внешне, творение Б. Зайцева в своих семантических глубинах, оказывается, порывает со всеми привычными художественными пропорциями прозы. Перед нами явно не просто проза.