В том самом году, когда «вдруг заговорили о том, что стране нужны Гоголи и Щедрины», его знакомый литератор написал книгу сатирических стихотворений, «обрушив свою сатиру на клеветников, подхалимов, тунеядцев, на многоженцев и на другие отрицательные явления положительной в целом советской действительности». Но книга была отвергнута критикой и породила неудовольствие начальства. Автору предложили покаяться в клевете и делом доказать, что он исправился: «Моему приятелю было все равно, что делать. Критиковать так критиковать, исправляться так исправляться. Он засел за работу и написал поэму “Трудолюбивая Маржанат“. Героиня поэмы, передовая девушка, активистка, мигом сделала передовым весь колхоз, перевыполнила все планы и даже в конце концов заняла первое место в самодеятельности, спев песню собственного сочинения. Поэму немедленно напечатали в журнале, а также издали отдельной книгой. Но время немного переменилось. И вдруг те же самые газеты, которые называли сатирика клеветником и очернителем, заявили, что он самый настоящий лакировщик»100)
.Конъюнктурщику у Р. Гамзатова не повезло. Но кто не знает, что в жизни бывало и по-другому. Да только это ничего не доказывает, ибо к изящной словесности всякого рода поделки не имеют отношения и скомпрометировать в глазах понимающего человека они её не в состоянии.
Голоса: автор, повествователь, персонажи
Музыкальная мелодия звучит в исполнении одного инструмента, скажем, флейты. И она же – в исполнении большого симфонического оркестра. Партии отдельных инструментов в оркестре вроде бы и не напоминают об этой мелодии. Но все вместе – сомнений нет – они воспроизводят именно её – богатством мыслей и чувств, в бесконечном разнообразии оттенков, нюансов, её, знакомую мелодию.
В произведении художественной литературы записаны партии многих инструментов. Сколько из них услышит читатель, – зависит от него самого. Для одного прозвучит тонкая фабульная мелодия: он воспримет и оценит пространственно-временные координаты описанных событий и людей. Другой заставит звучать ещё один инструмент и обнаружатся сюжетные причинно-следственные «сцепления», третий услышит мелодию жанра, четвертый – языка и стиля, пятый оценит архитектонику, шестой…
Но что нужно сделать, чтобы читатель услышал сразу звучание многих инструментов оркестра, смог насладиться им, осмыслить и оценить все компоненты художественного произведения одновременно? И главное – чтобы он смог различать голос-позицию автора, повествователя и голоса действующих лиц?
Как правило, мастерство читателя растет параллельно росту общей культуры человека. Справедливо, впрочем, и обратное суждение – общая культура человека находится в прямой зависимости от его читательского мастерства. Существуют, однако, свойства художественной литературы, знание которых облегчает продвижение к цели.
Ученик отвечает урок: «В пьесе “На дне“ М. Горький утверждал: “Человек! Это – звучит гордо”». Учитель поправляет: «Вы процитировали слова Сатина». Ученик: «А не все ли равно? Сатина-то создал Горький!» Такой или похожий диалог – не редкость, за ним стоит серьезная проблема,
Истинное понимание того, что в литературе есть художественность, начинается с осознания факта, что изображение действительности в ней дается, как правило, опосредованное. Даже там, где повествование ведется от первого лица, полностью идентифицировать это лицо с личностью самого писателя не следует, хотя бы даже оно носило его фамилию, имя, отчество, а в произведении описывался эпизод из его жизни.
В рассказе Б.Ш. Окуджавы «Искусство кройки и житья» главный персонаж, от имени которого и ведется повествование, сельский учитель Булат Шалвович сообщает о неудачной попытке приобрести кожаное (а дело было в первые послевоенные годы) пальто. Помочь ему взялся приятель, сельский бригадир Сысоев. Писателю удалось создать интересный образ человека, подверженного странным перепадам в настроении и поведении. Само время, кажется, глядит на нас со страниц рассказа. Писатель принял на себя функции повествователя. Очевидно, что это продиктовано определенными художественными целями. Фигуры, подобные Сысоеву, до самого последнего времени в литературе не встречались, и присутствие Булата Шалвовича в качестве действующего лица и повествователя должно было, видимо, специально подчеркнуть достоверность описанного.
Чаще же всего повествование ведется от лица кого-то из персонажей – одного или нескольких, – вполне независимых от автора. Иногда от специально введённой фигуры повествователя, иногда от не имеющего никаких анкетных данных, вообще без видимых глазу примет того, кто всё это рассказывает.