Русская литература в XX веке. Обретения и утраты: учебное пособие

Развертывая панораму событий, исследуя характер и судьбу персонажей произведения, писатель рассчитывает на читательское внимание. Ему важно, чтобы читатель различал, кто именно произнёс-написал те или иные слова в тексте: от этого в решающей мере зависят оценки описанного, расставляются акценты, определяются масштабы и перспективы. Тем самым устанавливается один из главных объектов анализа в тексте художественного произведения, ныне подчас игнорируемый.

Крупнейшие филологи М. Бахтин и В. Виноградов, известные литературоведы С. Бочаров, Л. Гинзбург, Б. Корман, А. Чудаков и другие много и плодотворно поработали над проблемой автора. Здесь нет необходимости хотя бы конспективно излагать или напоминать основные положения их трудов. Важно знать главное: проблема автора – одна из ключевых на пути к пониманию специфики изящной словесности как вида искусства, без её глубокого понимания искусство читать останется недоступным.

Обратимся к относительно недавней истории этого вопроса в русской литературе.

Первый же роман Ф.М. Достоевского «Бедные люди» (1845 г.) принес ему всеобщее признание. Среди читателей, восхищавшихся новым талантом, были люди, обладавшие бесспорным художественным вкусом, аналитическим умом и широким кругозором, – В.Г. Белинский, Н.А. Некрасов и Д.В. Григорович.

В лице Достоевского приветствовали достойного продолжателя дела автора «Мёртвых душ» и «Ревизора». «Новый Гоголь явился!» – ликовал Некрасов. Действительно – тематическое, духовное, художественное родство «Бедных людей» с лучшими произведениями натуральной школы было несомненным. Макар Девушкин продолжил галерею персонажей русской литературы, начатую Самсоном Выриным и Акакием Акакиевичем Башмачкиным. Позднее, впрочем, выяснилось, что Достоевский не простой продолжатель Гоголя. Его творчество обнаружило новое качество русского реализма. Отдельные элементы этого нового наблюдались уже в «Бедных людях». Именно они и объясняют звучание в общем хоре восторженных – в адрес нового Гоголя! – похвал недоуменных и настороженных ноток.

Молодой самолюбивый автор, явно раздражённый тем, что нашлись скептики, пожелавшие омрачить его торжество, в письме к брату осенью 1846 года точно выявил суть и причину этих недоумений; «Не понимают, как можно писать таким слогом. Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может»¹⁰²⁾.

Достоевский был совершенно прав. Русский читатель тех лет действительно привык, а точнее сказать – был приучен, – к тому, что авторская позиция по отношению к описываемому обычно не вызывала у него никаких сомнений, ибо, как правило, декларировалась совершенно открыто. Один из персонажей представлял alter ego автора, и читателю все было ясно. В XVIII веке это иногда делали прямолинейно, наивно. Герой получал фамилию Правдин, и отношение к нему не вызывало сомнений.

А.С. Пушкин был рад заметить разность между Онегиным и собой, но все же признавался: «Мне нравились его черты…» Не было для читателя секретом ироническое отношение Пушкина к Ленскому и сердечное к Татьяне.

М.Ю. Лермонтов хотя и предупреждал о том, что «во всей книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь», ссылаясь на молодость и простодушие читающей публики, именно в предисловии разъяснил и характер Печорина, и свое отношение к герою времени.

Н.В. Гоголь, будто не доверяя своему типизирующему дару, в конце чуть ли не каждой главы «Мёртвых душ» заботился о том, чтобы его правильно поняли: «Иной и почтенный и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка».

И.С. Тургенев обращался к тому, кто заинтересовался его «Записками охотника»: «Дайте руку, любезный читатель, и пройдёмте со мной!»

Такая позиция классиков вовсе не признак какой-то ограниченности, недостатка мастерства. Позиция же Достоевского не лучше и не хуже позиции Пушкина (в «Евгении Онегине») и Гоголя, Лермонтова и Тургенева, Герцена и Гончарова, – она просто другая. Она соответствует его мировосприятию, природе его художественного таланта. Особенности реализма Достоевского вызваны к жизни не только своеобразием его личности и дарования, они были выражением определённых общественных потребностей.

В эпоху, когда Россия представляла собой феодально-крепостническое государство со сложившимися десятилетиями общественными отношениями, государство, в котором практически дремали научная и техническая мысль, когда, как писал

В.Г. Белинский, «в одной только литературе, несмотря на татарскую цензуру, есть ещё жизнь и движение вперёд», когда публика «видит в русских писателях своих единственных вождей, защитников и спасителей от мрака самодержавия, православия и народности»¹⁰³⁾, такой способ изображения действительности, такая авторская позиция, какие использовали писатели-реалисты 1-й половины XIX века, был глубоко оправдан и закономерен.