Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Притворной нежности не требуй от меня,
Я сердца моего не скрою хлад печальный.
Ты пра

ва, в нём уж нет прекрасного огня     Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой, и прежние мечтанья:
     Безжизненны мои воспоминанья,
     Я клятвы дал, но дал их выше сил.
     Я не пленён красавицей другою,
Мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли,
Но в бурях жизненных развлёкся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
     И пламень мой, слабея постепенно,
     Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
     Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне упоевает
     Нас только первая любовь.
Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной;
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви – кто знает? – изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
     И в храме стану рядом с нею,
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,
     И назову её моею;
И весть к тебе придёт, но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим,
     Мы не сердца под брачными венцами —
     Мы жребии свои соединим.
Прощай! Мы долго шли дорогою одною;
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
     Не властны мы в самих себе
     И, в молодые наши леты,
     Даём поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.

Что отличает элегию Баратынского от предшественников его в этом жанре? Вспомним элегию Батюшкова «Мой гений». Основное в ней – гибкий, плавный, гармоничный язык, богатый эмоциональными оттенками, а также живописно-пластический облик любимой, хранящийся в памяти сердца и данный в одной эмоциональной тональности: «Я помню голос… очи… ланиты… волосы златые».

У Баратынского всё иначе. Он стремится прежде показать движение чувства во всей его драматической сложности – от подъёма до спада и умирания. По существу, дан контур любовного романа в драматическом напряжении и диалоге двух любящих сердец. Баратынского в первую очередь интересуют переходные явления в душевном состоянии человека. Чувства в его элегиях даются всегда в движении и развитии.

При этом поэт изображает не чувство в живой конкретности и полноте, как это делают Жуковский или Пушкин, а чувствующую мысль, анализирующую самоё себя. Поэтому любовная тема получает в его элегии как психологическое, так и философское осмысление: «сердца хлад печальный», который овладел героем, связан не только с перипетиями «жизненных бурь», приглушивших любовь, но и с природой любви, изначально трагической и в трагизме своём непостоянной.

Позднее в элегии «Любовь» (1824) Баратынский прямо скажет об этом:

Мы пьём в любви отраву сладкую;
     Но всё отраву пьём мы в ней,
И платим мы за радость краткую
     Ей безвесельем долгих дней.
Огонь любви – огонь живительный,
     Все говорят; но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
     Он душу, о

бъятую им!

Трагизм элегии «Признание» заключается в контрасте между прекрасными идеалами и предопределённой их гибелью. Герой и томится жаждой счастья, и с грустью сознаёт исчезновение «прекрасного огня любви первоначальной». Этот огонь – кратковременная иллюзия молодых лет, с неизбежностью ведущая к охлаждению. Сам ход времени гасит пламя любви, и человек бессилен перед этим, «не властен в самом себе».

В «Разуверении» (1821), элегии, ставшей известным романсом на музыку М. Глинки, поэт уже прямо провозглашает своё неверие в любовь: