Но и сами нравоучения, там, где Крылов их оставляет, решительно видоизменяются. Прежде всего, они кратки и напоминают пословицы. В пословице, по Гоголю, сверх полноты мыслей важен ещё и сам образ их выражения: «в них отразилось много народных свойств наших; в них всё есть: издёвка, насмешка, попрёк, словом – всё шевелящее и задирающее за живое: как стоглазый Аргус, глядит из них каждая на человека». Именно так строит свои нравоучения Крылов: «А я скажу: по мне уж лучше пей, да дело разумей» («Музыканты»); «Избави Бог и нас от этаких судей» («Осёл и Соловей»).
Иногда Крылов включает в басню лукавый отказ от нравоучения, который действует эффективнее прописной морали: «Баснь эту можно бы и боле объяснить – да чтоб гусей не раздразнить» («Гуси»).
Особенно заботится Крылов об эффектности, афористической остроте концовки, приберегая наиболее ёмкие и точные афоризмы к последним стихам басни: «Ну, братец, виноват: Слона-то я и не приметил» («Любопытный»); «А Филос
Иногда после басенной инсценировки вместо поучающего итога то же самое явление Крылов показывает уже в подлинном виде, в жанровой сценке. В басне «Лисица и Сурок» сначала рассказывается история Лисицы, будто бы невинно пострадавшей за взятки, но метко выведенной на чистую воду заключением Сурка: «Нет, кумушка; а видывал частенько, / Что рыльце у тебя в пуху». А далее Крылов развёртывает вместо нравоучения следующую бытовую картинку:
В отличие от предшественников, Крылов стремится придать композиции своих басен предельную динамичность, предпочитая диалог вместо повествования, достигая быстрого развития сюжета. Например, в басне «Щука и Кот» есть завязка (просьба Щуки), развитие действия (ловля), развязка («И мыши хвост у ней отъели») и финал («Тут, видя, что куме совсем не в силу труд, / Кот замертво стащил её обратно в пруд»). Белинский называл басни Крылова «маленькими комедийками».
Реализм басен Крылова наиболее полно проявился в языке. Баснописец положил в основу разговорный язык. Но у каждого сословия в его произведениях он свой: грубый язык Волка и покорный Ягнёнка («Волк и Ягнёнок»), хвастливая речь Зайца («Заяц на ловле»), глубокомысленные рассуждения глупого Петуха («Петух и Жемчужное Зерно»), чванливые речи Гусей о своих предках («Гуси»), тупо-самодовольная речь Свиньи («Свинья под Дубом») и т. д.
При этом Крылов владеет искусством речевой индивидуализации, умением через речь передавать характер говорящего героя. Так, Волк в его басне кричит:
Широко и свободно ввёл Крылов в свои басни народную лексику: «рыло», «мужик» (вместо карамзинского «поселянин»), «хворостина», «навоз», «дура», «скотина», «олух» и т. д. Он использовал не только лексические, но и морфологические особенности просторечия: «здесь и оконье и перьё», «скончай», «увидь», «то к темю их прижмет», «тое», «печи», «стеречи». Но особенно любит использовать Крылов народные идиомы – типические русские обороты и выражения, непереводимые на иностранные языки: «В ушах у гостя затрещало» («Музыканты»), «Мой господин во мне души не чает» («Две Собаки»). Белинский отмечал: «Эти идиомы, эти русицизмы, составляющие народную физиономию языка, его оригинальные средства и самобытное самородное богатство, уловлены Крыловым с невыразимою верностью».
Многие басни Крылова выросли непосредственно из русских пословиц, образный «бутон» которых поэт искусно развёртывал, облекал в плоть и кровь басенных событий. Так, из пословицы «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться» выросла басня «Лев и Мышь»; из пословицы «Каков батька, таковы у него и детки» – «Волк и Волчонок»; из пословицы «Мне хоть свет гори, только бы я жил» – «Лягушка и Юпитер» и др.