Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Есть предположение, что уже в Тобольской гимназии Пётр Ершов проникся мечтой о всестороннем изучении Сибири, хотел организовать целую колонию энтузиастов и друзей-единомышленников. В стихотворном послании своему студенческому другу К. И. Тимковскому, внуку «русского Колумба» Г. И. Шелехова, Ершов наметил целую программу действий, включавшую в себя изучение климата Сибири, её природных богатств, возрождение культуры всех народностей, населяющих этот край, установление в Сибири строгой законности, а также освоение всех духовных сокровищ устного народного творчества.

По воспоминаниям близкого друга и первого биографа Ершова А. К. Ярославцева, юный романтик приглашал его путешествовать по Сибири: «Он говорил о красотах сибирской природы, присовокупив, что в Европе они уже более искусственны, или закрыты промышленностью, говорил о благе, какое можно доставить некоторым бедствующим сибирским племенам… “Мы будем в этом путешествии не зависимы ни от кого, а по окончании поселимся где-нибудь, и до нас никому дела не будет”». Ярославцев видел у Ершова дневник, в котором он набрасывал план путешествия: «Предполагалось, между прочим, собираться всем на зиму в один город, а летом разъезжаться; через год начать издавать журнал приобретённых каждым членом сведений». «Сведений будет вдоволь, – прибавил Ершов, – подписка на журнал добавит новые средства… Предварительно каждый член общества обязывался пересмотреть источники, какие есть для ознакомления с Сибирью»[11]. Самого Ярославцева Ершов хотел использовать как музыканта «при собирании туземных песен»:

Такая цель! Мой друг, ужели,
Себе и чести изменив.
Мы отбежим от славной цели
И сдержим пламенный порыв?
Нет! Нет! Пока в нас сердце дышит,
Пока струится жар в крови —
Ничто, ничто да не подвижет
Святой и доблестной любви! («Тимковскому»)

Именно с такими настроениями в 1830 году, по окончании Тобольской гимназии, Ершов и поступает на философско-юридический факультет Петербургского университета. Здесь на первых порах он держится особняком, чуждается сынков богатых сановников, а если пропускает лекции, то лишь для того, чтобы погрузиться дома в чтение русских писателей. Пристальный глаз, по словам Ярославцева, не мог не увидеть в Ершове «сибирской девственной натуры, хранящей в себе какие-то драгоценности».

Эти драгоценности накапливались у Ершова ещё и в гимназические годы. Своего рода вторым «университетом» стала для него тогда людская купеческого дома Пиленковых, родственников матери, где квартировали братья-гимназисты. «Среди стариков он внимательно прислушивался к рассказам о поверьях, обычаях, жизни русского народа», упивался сказками, песнями, чутко впитывал в себя живую стихию разноголосых народных говоров в праздничные дни тобольских ярмарок. И в гимназии, и в университете он любил потешить самых близких друзей «рассказами, и непременно в сказочном роде».

Наконец весной 1834 года в жизни Петра Ершова произошло, пожалуй, самое радостное событие. Профессор русской словесности, большой друг русских поэтов и писателей Пётр Александрович Плетнёв вошёл в аудиторию возбуждённый, взволнованный и вместо обычной лекции, поднявшись на кафедру, прочёл стихотворную сказку «Конёк-горбунок». А в ответ на восторженные аплодисменты слушателей он поднял со студенческой скамьи самого виновника торжества, Петра Ершова, поздравив его с настоящим литературным успехом.

Затем в апрельском и июньском номерах «Библиотеки для чтения» за 1834 год сказка Ершова предстала на суд взыскательной петербургской публики. Сам Пушкин, прочтя её, сказал: «Ершов владеет языком точно своим крепостным мужиком. Теперь мне можно и оставить этот род поэзии». Ярославцев вспоминал, что Пушкин хотел «содействовать Ершову в издании этой сказки с картинками и выпустить её в свет по возможно дешёвой цене, в огромном количестве экземпляров для распространения по России; но при недостаточных средствах автора и по случаю смерти Пушкина намерение это не выполнилось».

В чём же секрет популярности ершовской сказки? Что нового внес он в уже традиционный для нашей литературы жанр, которому отдали дань первые поэты России тех лет, предшественники юного Ершова, Жуковский и Пушкин, а в прозе – В. И. Даль, А. Ф. Вельтман, Н. В. Гоголь?

В сказках, написанных Жуковским, ощутимо стремление «облагородить» фольклор, совершить «изящную» литературную обработку его. Высоко оценивая интерпретацию сказки «Иван-царевич», Плетнёв писал Жуковскому: «Видно, что сказка идёт не из избы мужицкой, а из барского дома».

Гораздо ближе к сказочной манере Ершова подходил Пушкин и, вероятно, в чём-то предвосхищал его. В сказках Пушкин решительно сместил угол зрения: не сверху вниз, а снизу вверх, «от имени самого народа». Его интересовал в сказке, прежде всего, самобытный народный дух, которому он стремился быть верен.