Ершовский «Конёк-горбунок» попадал в русло именно пушкинского понимания народности, но глубина и полнота слияния юного поэта-сказителя с миром народной сказки оказалась здесь более живой, непосредственной и органичной. В ершовском повествовании в меньшей степени ощущается литератор, интерпретирующий сказку, и в большей мере – влюблённый в своё дело русский сказочник, прямой соавтор народных мастеров.
В устах народного сказителя допускался элемент импровизации из целого набора кочующих сказочных сюжетов. Ершов пользуется этим приёмом сказочника с гораздо большей поэтической свободой и раскованностью. А. М. Путинцев выделил в «Коньке-горбунке» такие сюжетные мотивы:
Поручение отца трём сыновьям оберегать от таинственного вора своё добро и выполнение этого поручения младшим сыном, весьма презираемым.
Чудесный конь помогает герою в исполнении этих трудных подвигов.
Перо чудесной птицы, прельстившее героя, приносит ему ряд несчастий.
Герой добывает чудесную птицу для царя, хитрого выдумкою, при помощи чудесного коня.
Зложелатели-придворные наговаривают на героя царю.
Герой достаёт в небесном царстве хитростью при содействии чудесного коня Царь-девицу.
Герой при помощи чудесного коня и рыбы (или рака) достаёт со дна моря имущество Царь-девицы.
Герой при содействии чудесного коня перерождается в кипящей жидкости в красавца и становится царём на место сварившегося старого.
Все эти мотивы встречаются в сборнике народных сказок А. Н. Афанасьева: «Жар-птица и Василиса-царевна», «Сивка-бурка», «Свинка – золотая щетинка», «Утка – золотые пёрышки» и др. М. К. Азадовский отмечал, что Ершов несомненно знал в устной и письменной редакции сказку о «Ерше Щетинникове», заимствовав оттуда образ «забияки и гуляки» ерша; эпизод с китом есть в некоторых вариантах сказки «О Марке-богатом и Василии Бесчастном». И. П. Лупанова, наконец, обнаруживает сюжет волшебной сказки, включающий многие из обыгранных Ершовым мотивов, но только вместо богатыря поэт вводит в свою сказку Иванушку-дурака, а богатырского коня подменяет Коньком-горбунком, близким к сказочному образу «паршивого» или «шелудивого» жеребёнка.
Но, главное, Ершов в своей сказке удивительно точно передаёт мифопоэтические основы народного миросозерцания. В противоположность расхожим мнениям о темноте, патриархальной ограниченности крестьянского кругозора, замкнутого деревенской околицей, с первых строк повествование выводится на всероссийский, вселенский и космический простор: «За горами, за лесами, / За широкими морями, / Против неба – на земле, / Жил старик в одном селе».
Село здесь – частица вселенной, оно в ней «прописано», обнято, родственно принято в необозримо широкий и во все стороны распахнутый мир. Одновременно взят и общегосударственный масштаб, причём именно с народной, крестьянской точкой отсчёта, определяющей мужицкий труд как основу благосостояния нации: «Братья сеяли пшеницу / Да возили в град-столицу: / Знать, столица та была / Недалече от села».
В сказке по-народному освещаются поэтические, праздничные стороны крестьянского труда: «Чистить коней начинает, / Умывает, убирает, / Гривы длинные плетёт, / Разны песенки поёт… / А убрав их, в оба чана / Нацедил сыты медвяной / И насыпал дополна / Белоярого пшена».
Сказочный мир Ершова органически слит с повседневным крестьянским существованием, и даже мифологические образы в нём овеяны красотою жизни земной. Такова, например, Жар-птица, вбирающая в себя основные стихии природы: ветра, облака, молнии, солнечного света – и крестьянского домашнего обихода: жара в печи, голосистого, огненно-рыжего петуха. С нею связан и образ зари-зарницы, блистающей птицы, возносящейся на небесный свод. Сродни ей огни над созревшими августовскими хлебами, таинственные ночные всполохи – вещие зарницы, сулящие крестьянину богатый урожай. Царь-девица – богиня света, весны, живущая в золотом дворце, в краю вечного лета, олицетворяет заветную мечту крестьянина о вольной, райски сказочной стране, располагающейся далеко на востоке, во владениях бога света, ласкового солнышка, могучего, животворящего. Причём в духе народной мифологии древние языческие поверья органически сливаются у Ершова с христианскими. Именно так описывается в сказке райский сад, в котором расположен чудесный терем – жилище Солнца: «Подъезжают; у ворот / Из столбов хрустальный свод; / Все столбы те завитые / Хитро в змейки золотые. / На верхушках три звезды, / Вокруг терема сады, / На серебряных там ветках / В раззолоченных во клетках / Птицы райские живут, / Песни царские поют. / А ведь терем с теремами / Будто город с деревнями; / А на тереме – из звезд / Православный русский крест».