Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Так появляется в «Коньке-горбунке» сказка в сказке: литературная иронически снижается народной, возникает контраст между «господскими» и чисто народными эстетическими представлениями. Включая в повествование диалог разных сказочных культур, Ершов добивается более углублённой и социально-дифференцированной оценки изображаемых героев.

Нередко автор вводит в сказку прямые или скрытые заимствования из высокой поэтической традиции русской литературы начала XIX века. В. Г. Утков, например, заметил, что эпизод с «посыльными дворянами», которые «вдругорядь растянулись», чтобы угодить царю, перекликается с монологом Фамусова о Максиме Петровиче из комедии Грибоедова «Горе от ума». В итоге Ершов пробивается к органическому синтезу двух ещё обособленных в его эпоху культур: фольклорной и книжно-поэтической. Тонкое ощущение гармонии сказочного жанра помогает Ершову осуществить этот синтез, создавая образ сказителя, в той же мере народного, в какой и литературного, выходящего за пределы сказки, чтобы создать художественно завершённый, литературно освоенный тип её.

Однако дальнейшее движение по этой поэтической стезе требовало разрушения синтеза и обретения аналитической повествовательности некрасовского типа, к чему литература 1830-х годов была ещё не готова. Резко опередив своё литературное время, Ершов вынужден был потом безнадёжно отставать от него, пока в середине 1850-х годов ему не пришлось уступить дорогу новому поэтическому поколению – некрасовскому, демократическому. И здесь, в историческом осмыслении путей развития русской литературы, возникла известного рода несправедливость: роль великого «песенника» Кольцова в ней выявлена с предельной глубиной, а роль не менее великого «сказочника» Ершова осталась ещё недостаточно прояснённой. Но ведь без сказочно-реалистической повествовательности Ершова была бы попросту невозможна народно-поэтическая повествовательность Некрасова, достигшая кульминации в поэме «Кому на Руси жить хорошо».

Более того, свободное соединение волшебного с бытовым, космического с повседневным, столь характерное для народного миросозерцания и столь органично введённое Ершовым в литературную традицию («Звезды на небе считает, / Да краюшку уплетает»), оказалось исторически значимым для последующих судеб русской литературы. Именно народное сознание, легко преодолевающее типичную в «книжной» культуре иерархию «высокого» и «низкого», «небесного» и «земного», «исторического» и «частного», стало главным нервом «мысли народной» в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир» с её уникальным сочетанием «великого эпического веяния с бесконечными мелочами анализа», с её погружением истории в быт и с её преображением быта в бытие. Оказалось, что в крестьянском культурном «космосе» сохранялась ещё не подвергавшаяся анализирующему и дифференцирующему сознанию целостность, от которой периодически уходила культура, но лишь для того, чтобы на новом витке своего развития уже осознанно возвратиться к ней.

Ершов написал своего «Конька-горбунка» на исходе той поэтической волны, которая на взлёте русского национального самосознания, пробуждённого Отечественной войной 1812 года, увлекалась «народной песней», сказками и былинами. Но другая волна, поднимавшаяся вслед за нею, романтически воспаряла над прозой жизни, вступала в полосу углубленного самоанализа, байронической рефлексии. Вот почему получившая огромную популярность в кругах демократических читателей сказка Ершова встретила холодный приём со стороны профессиональной, «прогрессивной» литературной критики. В. Г. Белинский не смог оценить по достоинству ни сказки Пушкина, ни сказочника Ершова: «Вы никогда не сочините своей народной сказки, ибо для этого вам надо б было, так сказать, омужичиться, забыть, что вы барин, что вы учились и грамматике и логике, и истории и философии, забыть всех поэтов, отечественных и иностранных, читанных вами, словом, переродиться совершенно; иначе вашему созданию, по проходимости, будет недоставать этой неподдельной наивности ума, не просвещённого наукою, этого лукавого простодушия, которыми отличаются народные русские сказки». Ершовского «Конька-горбунка» Белинский поставил наравне с пушкинскими «подделками»: «Говорят, что г. Ершов, молодой человек с талантом; не думаю, ибо истинный талант начинает не с попыток и подделок, а с созданий, часто нелепых и чудовищных, но всегда пламенных и, в особенности, свободных от всякой стеснительной системы или заранее предположенной цели».