Эпоха переоценки ценностей, разочарования в недавних программах спасения и обновления России отозвалась в творчестве Чехова по-своему. «Во всякой религии жизни, – писал современник Чехова М. П. Неведомский, – он как бы заподозревал догму, скептически опасливо сторонился от неё, как бы боясь потерять “свободу личности”, утратить точность и искренность чувства и мысли». С неприязнью относится Чехов к «догме» и «ярлыку», к попыткам людей отчаянно цепляться за «недоконченные» идеи.
Чехов интуитивно чувствовал подстерегавшую европейское человечество тяжёлую общественную болезнь. Суть её была пророчески схвачена ещё Достоевским в финале романа «Преступление и наказание»: «Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одарённые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали».
За «религию жизни», от которой отрекался Чехов, его современники принимали овладевающие их умом и волей идеологические «трихины». Этими «трихинами» наша интеллигенция с фанатизмом верующего человека заражалась на протяжении всего XIX века, но особенно истово – в его конце. Один из героев Чехова, правдоискатель Лихарев в рассказе «На пути» (1886), говорит о беспорядочной смене «вер» и «кумиров» на протяжении своей жизни. Сначала он верил в науку, но когда убедился, что «у каждой науки есть начало, но вовсе нет конца», наступило разочарование: «Ну-с, разочарования я не успел пережить, так как скоро мною овладела новая вера. Я ударился в нигилизм с его прокламациями, чёрными переделами и всякими штуками. Ходил я в народ, служил на фабриках, в смазчиках, бурлаках. Потом, когда, шатаясь по Руси, я понюхал русскую жизнь, я обратился в горячего поклонника этой жизни. Я любил русский народ до страдания, любил и веровал в его Бога, в язык, творчество… И так далее, и так далее… В своё время был я славянофилом, надоедал Аксакову письмами, и украйнофилом, и археологом, и собирателем образцов народного творчества… увлекался я идеями, людьми, событиями, местами… увлекался без перерыва! Пять лет тому назад я служил отрицанию собственности; последней моей верой было непротивление злу»…
Теряя веру православно-христианскую, обнимающую жизнь как свод небесный, человек не лишается врождённой потребности верить. И тогда, по Чехову, он начинает обожествлять относительные, преходящие, «усечённые» идеи. Такое обожествление на мгновение воодушевляет, но и страшно ограничивает живого человека. Оно является источником неизбежных разочарований и катастроф.
С. Н. Булгаков в лекции «Чехов как мыслитель» (1904)[38]
отметил, что всё его творчество посвящено «исканию правды, Бога, души, смысла жизни». Маша в комедии «Три сестры» размышляет: «Мне кажется, человек должен быть верующим, или должен искать веры, иначе жизнь его пуста, пуста… Жить и не знать, для чего журавли летят, для чего дети родятся, для чего звёзды на небе… Или знать, для чего живешь, или всё пустяки, трын-трава».Почти дословно повторяя Достоевского, Лихарев в рассказе «На пути» говорит про русскую интеллигенцию: «Я так понимаю, что вера есть способность духа. Она всё равно что талант: с нею надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видал на своём веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений, а неверия и отрицания она ещё, ежели желаете знать, и не нюхала. Если русский человек не верит в Бога, то это значит, что он верует во что-нибудь другое».
«В произведениях Чехова, – отмечает С. Н. Булгаков, – ярко отразилось это русское искание веры, тоска по высшем смысле жизни, мятущееся беспокойство русской души и её больная совесть. Большинство сравнительно крупных произведений Чехова, и многие мелкие, посвящено изображению духовного мира людей, охваченных поисками правды жизни и переживающих муки этого искания. Я назову “Скучную историю”, “Мою жизнь”, “По делам службы”, “Случай из практики”, “Рассказ неизвестного человека”, “Палату № 6”, “Дуэль”, “Крыжовник”, “Иванова”, “Дядю Ваню”, “Три сестры”, “Вишнёвый сад”…