Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Ядовитым хищничеством пропитана старшая невестка хозяина Аксинья. Её «серые наивные глаза редко мигали, и на лице постоянно играла наивная улыбка. И в этих немигающих глазах, и в маленькой голове на длинной шее, и в её стройности было что-то змеиное; зелёная, с жёлтой грудью, с улыбкой, она глядела, как весной из молодой ржи глядит на прохожего гадюка, вытянувшись и подняв голову». И злодейства свои она творит с бесстыдной жестокостью.

Старик Цыбукин завещает часть наследства Никифору, грудному сыну младшей невестки Липы. И тут змеиная природа Аксиньи проявляется во всём своём ужасе: «“Взяла мою землю, так вот же тебе!” Сказавши это, Аксинья схватила ковш с кипятком и плеснула на Никифора. После этого послышался крик, какого ещё никогда не слыхали в Уклееве, и не верилось, что небольшое, слабое существо, как Липа, может кричать так. И на дворе вдруг стало тихо. Аксинья прошла в дом, молча, со своей прежней наивной улыбкой».

Но и здесь Чехов замечает нечто похожее на проблески человечности. Вдруг покажется, что «кто-то смотрит с высоты неба, из синевы, оттуда, где звёзды, видит всё, что происходит в Уклееве, сторожит. И как ни велико зло, всё же ночь тиха и прекрасна, и всё же в Божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и всё на земле только ждёт, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью».

В кульминации повести смиренная Липа возвращается из земской больницы с мёртвым ребёночком на руках. Появляются нотки трогательной веры в добро, мотивы грустной сказки. Кругом «было только поле, небо со звёздами, да шумели птицы, мешая друг другу спать. И коростель кричал, казалось, на том самом месте, где был костёр. Но прошла минута, и опять были видны и подводы, и старик, и длинный Вавила. Телеги скрипели, выезжая на дорогу. – “Вы святые?” – спросила Липа у старика. – “Нет. Мы из Фирсанова”».

Наивный вопрос Липы не вызывает у мужиков и тени смущения: они не святые, они из Фирсанова: явление святых в дольнем мире крестьянском допускается как будничный, никакого удивления не вызывающий факт.

Чеховский оптимизм торжествует и далее, когда Липа задаёт попутному мужику вопрос, перекликающийся со знаменитым вопросом Ивана Карамазова о причинах страданий детей: «“И скажи мне, дедушка, зачем маленькому перед смертью мучиться? Когда мучается большой человек, мужик или женщина, то грехи прощаются, а зачем маленькому, когда у него нет грехов? Зачем?” – “А кто ж его знает!” – ответил старик. Проехали с полчаса молча. – “Всего знать нельзя, зачем да как, – сказал старик. – Птице положено не четыре крыла, а два, потому что и на двух лететь способно; так и человеку положено знать не всё, а только половину или четверть. Сколько надо ему знать, чтоб прожить, столько и знает… Твоё горе с полгоря. Жизнь долгая – будет ещё и хорошего, и дурного, всего будет. Велика матушка Россия!” – сказал он и поглядел в обе стороны…»

Мудрый старик указывает на пределы человеческого разума, неспособного охватить в жизни всё. За этими пределами – царство тайны, недоступное человеку. Но в тайне мира и заключается красота, и скрываются многообещающие загадки. Старик говорит о богатстве и многообразии жизни, вмещающей в себя не только зло, но и добро. И судить о ней правильно можно лишь тогда, когда ощущаешь её бескрайность, полноту, неисчерпаемость.

Чем шире раздвигались в поэтическом сознании Чехова просторы «великой матушки России», тем беспощаднее становился суд писателя над людьми с усечёнными жизненными горизонтами, равнодушными к богатству и красоте мира Божия, ограничившими себя кругом мелких, обывательских интересов.

Рассказ «Студент» Чехов считал одним из самых удачных. И. А. Бунин вспоминал: «“Читали, Антон Павлович?” – скажешь ему, увидев где-нибудь статью о нём. А он только покосится поверх пенсне: “Покорно вас благодарю! Напишут о ком-нибудь тысячу строк, а внизу прибавят: “а то вот ещё есть писатель Чехов; нытик…” А какой я нытик? Какой я “хмурый человек”, какая я “холодная кровь”, как называют меня критики? Какой я “пессимист’’? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ “Студент”…»

Как и в других поздних вещах писателя, здесь ощутим прорыв, выход мировоззрения героя за пределы тусклой обыдённости. Студент духовной академии Иван Великопольский, в страстную пятницу на вечерней заре отправляется вместо церковной службы в лес с ружьём за вальдшнепами. Ясно, что это человек, как все чеховские герои, духовно не определившийся. И сама природа в эти великие для каждого христианина дни откликается на его маловерие ненастьем и холодом, хмурится и скорбит. Она сперва была хорошая, тихая. «Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нём прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, всё смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой».