Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Показать внутренний мир человека, принимающего столь судьбоносное для своего народа решение, – вот главная задача и драматурга, и оратора. Однако, при всей идейно-художественной близости произведений, эта задача решалась поэтически разными средствами. Эстетически принципиально важно, что новаторски созданная пьеса (первая трагедокомедия на Руси!) породила новый жанр ораторского искусства – художественно-публицистическую проповедь (в отличие от богословских, философских и т. п.).

* * *

Лучшей ораторской речью Феофана Прокоповича в киевский период, без сомнения, является «Слово похвальное о преславной над войскаями свейскими победе, пресветлейшему государю царю и великому князю Петру Алексиевичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, в лето господне 1709 месяца июня дня 27 Богом дарованной». Оно создано по горячим следам Полтавской битвы и произнесено в Софийском соборе в Киеве, в присутствии Петра I 10 июля того же года; отпечатано в составе брошюры под заглавием «Панегирикос, или Слово похвальное», там же было напечатано ещё и стихотворение «Епиникион». В издании С. Ф. Наковальнина под заглавием «Панегирикос, или Слово похвальное» помещено предисловие с семью эпиграфами[347] и само «слово» (I, 13–50).

И. П. Ерёмин полный текст предисловия опубликовал в своих примечаниях (459–460), где изложил историю публикации «Панегирикоса» со ссылкой на исследования Т. А. Быковой и М. М. Гуревича и статью В. Н. Перетца «Панегирик Феофана Прокоповича на победу при Полтаве»[348] (460). И. П. Ерёминым установлено, что брошюра (славянский текст, без «Епиникиона»), была издана вторично в Москве накануне торжественного въезда Петра в Москву 21 декабря 1709 года (461). Киевское и московское издания отличаются не только тем, что в киевском издании помещены славянский и латинский тексты, а в московском только славянский, но и ещё и тем, что в московском издании была произведена языковая правка: устранены некоторые украинизмы (461).

Имеющиеся на сегодня экземпляры «Панегирикоса» написаны на разных языках и отличаются друг от друга по составу. Есть экземпляры, где «Панегирикос» дан с латинским переводом, а Епиникион» напечатан на латинском и польском языках. Есть экземпляры, где «Панегирикос» сопровождается «Епиникионом» только на русском языке. Весьма обстоятельно историю публикации «Панегирикоса» дал В. П. Гребенюк в «Обзоре произведений панегирического содержания первой четверти XVIII века»[349], опубликовав «Панегирикос» вместе с «Епиникионом»[350].

Предисловия как композиционная часть «слов» и «речей» не были повсеместными, далеко не все «слова» и «речи» Феофана и его коллег-ораторов имели предисловия. Чаще всего они предпосылали предисловие к тем «словам» и «речам», которые предназначались для издания. Обязательными были предисловия к учебникам, специальным, научным или переводным книгам, например: предисловие Феофана Прокоповича к «Уставу морскому» или предисловие Гавриила Бужинского к переводу книги В. Стратемана «Феатрон, или Позор исторический», в которых переводчики, в отличие от церковных авторов, призывали русских читателей к «здравому рассуждению», убеждали не бояться нового, что они прочтут в данной книге. О полезности чтения книги, о необходимости помыслить вместе с автором книги и, наоборот, увидеть не нужное и не полезное призывал Фёдор Поликарпов в предисловии к своему «Лексикону треязычному» (1704). Иосиф Туробойский в предисловии к «Преславному торжеству свободителя Ливонии» призывал читателей не просто удивляться новому, но и принять его. «Отстаивая новое, – пишет Л. А. Чёрная, – авторы предисловий доказывают прежде всего, что новое содержит пользу. Полезность книги – едва ли не основной пункт рассуждений в книжных предисловиях, начиная с XI – XII вв.»[351]. Так, Стефан Яворский в предисловии книги «Знамение пришествия Антихристова» (1703) призывал помыслить человека о кончине своей, в чём следовал традициям тематики и стилистики предисловий, идущим из древнерусской литературы.

Феофан Прокопович в многочисленных предисловиях, сделанных к переводам книг, к собственным книгам, как деист призывал, с одной стороны, уповать на Божью помощь в познании истины, а с другой, обличал суеверие и невежество раскольников, русского духовенства[352]. В предисловиях к «Духовному регламенту», «Правде воли монаршей», к «Слову о власти и чести царской» он занимался просветительской деятельностью, призывал читателей или, как чаще он говорил, «слышателей», к принятию петровских реформ. Авторы предисловий – Феофан Прокопович и его окружение – в «словах» и «речах», точнее, к их отдельным тиснениям, не могли за неимением времени и места столь обширно толковать свои идеи, отношение ко времени, теме и проблеме «слова» или «речи». Для них принципиально важно было указать, где и когда было произнесено данное ораторское произведение, кто был в числе присутствующих (это становилось политически важно, если «слышателями» были царь и его ближайшее окружение).