Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

16 мая 1727 г. в Петропавловском соборе Петербурга Феофан Прокопович произнёс «Слово на погребение Екатерины Алексеевны» (II, 193–201[493]). «Слово» исполнено скорби: «Не отерли слез» ещё от смерти Петра, «одна рана не исцелена, а другая явилася» – «лишилися и Екатерины» (II, 193), «Остави нас отечества отец, остави и общая матери наша» (II, 194). Вновь, как и в предшествующих «словах», он подчёркивает соответствие Екатерины Петру как продолжательнице его дел: «Делал архитектурных и манифактурных, и прочих искусств заводы Петр, делала и Екатерина; вводил в подданных своих благонравие и честное обхождение Петр, вводила и Екатерина; шествовал в военныя походы Петр, шествовала и Екатерина» (II, 197).

Оратору трудно было говорить о каких-либо самостоятельных делах Екатерины как самодержицы (повторимся, что в её царствование всем управлял светлейший – Меншиков), поэтому он говорит о её милосердии, милости к вдовам и сиротам, нищим и больным, монастырям, поэтому звучит, безусловно, как «вынужденный приём» (термин Н. Д. Кочетковой) похвала: «тако соцарствовала Петру великому» (II, 198).

Интересно подан мотив скорби, «туги», печали по любимому супругу Екатерины как женщины (II, 195). Высоко поэтично и лирично звучит этот мотив стенающей и скорбящей «вдовицы». На наш взгляд, его истоки следует искать в древнерусской литературе и фольклоре, где жанр плача получил блестящее художественное воплощение. Однако, по Феофану Прокоповичу, Екатерина нашла в себе силы не только не забыть о своём высоком «долженстве», «но и чудное во всем показала тщание» (II, 196). Феофан Прокопович, как позднее и все одописцы, выдаёт, безусловно, желаемое за действительное.

В финале своего «слова» Феофан с надеждой взирает на нового императора – Петра II, сравнивая его с «прекрасным и всех очи веселящим цветом», который и в «лютую зиму» позволяет ожидать «изрядную весну благополучия нашего» (II, 200). Правда, вслед за этой пышной метафорой оратор выражает надежду на то, что «приставники» Петра II наставят его «на путь истины и правды», чтобы он стал достойным преемником Петра I (II, 201).

Как известно, эти наставления Феофана остались втуне, Долгорукие, Голицыны, Остерман, победив партию Меншикова, привели к гибели малолетнего императора.

И в первой «речи», посвящённой коронации юного императора, и в двух последующих – в «Слове в день рождения Петра Втораго» (1727) и «Речь к Петру Второму говоренной от малых отроков» (1728) – оратор нарисовал обширную программу действий для императора с акцентом на то, что он – внук Петра I.

«При Петре II Феофан стремился взять на себя роль мудрого наставника, почтительного к царской особе, но позволяющего себе дать некоторые полезные советы юному государю»[494].

«Слово в день рождения Петра Втораго» (1727) начинается традиционно для Феофана: радость и веселье наполняют сердца «слышателей». Своё «слово» он расценивает как предназначенное для «насыщения духа» (II, 204). Интересно, что впервые в публикации «слова» оно разбито на части, первая (прямо на полях написано) – «предисловие (II, 203–204), вторая часть опять на полях помечена: «О чём будет слово» (II, 204–206), третья – «Толкуется, что есть царство Божие» (II, 206–208). Далее опять почему-то под цифрой 1 – «Сказание, что есть царство Божие» (II, 208–210), далее под цифрой 4 – «Чего ради искати надлежит царствие Божие прежде всех, и яко то есть конечная вина жизни нашея» (II, 210–212). Затем опять под арабскими цифрами 1, 2, 3, 4, 5 (видимо нумерация к четвёртой части) идут заголовки на полях: «Поощрение от попечений житейских», «От образа христиан первых» и т. д. (II, 212–218) и заключение под римской цифрой «пять».