Особенностью ораторской прозы Феофана Прокоповича всегда являлась особая рационалистичность, наглядность, естественность его доказательств. В отличие от Стефана Яворского, тяготевшего к абстрактным аллегориям, Феофан Прокопович стремится в своей поэтике к конкретности и ясности образов, ибо ему нужно убедить «слышателей», а для этого его мысль должна быть понятной им, а потому он старается излагать просто и доходчиво. Как и почти во всех своих «речах», Феофан в «Слове в день коронации Анны Иоанновны» приводит пример из обычной жизни любой семьи, любого дома: в доме, где нет власти, всё сокрушается и рушится. Вслед за примером из обыденной жизни он воспроизводит мифологический пример о Кадме, напоминая, как друг друга истребляли воины, выросшие из «змеиных» (драконовых) зубов. «Единый человек» не сможет жить; звери в лесу и то в каком-то «сожитии» находятся, и они, даже лютые звери, не приносят столько бед человеку, как «окаянный человек» сам себе (III, 78). Феофан видит настоящую опасность не столько в «губительном море, мучительном гладе», сколько в недостойных поступках людей – «клеветников, ябедников, безбожных грабителей и хищников», а у истоков недостойного поведения – «человеческая злоба» (III, 79). Напомним, что в течение первого года царствования Анны Иоанновны шли бесконечные суды над «верховниками», их допросы, ссылки. Противостоять «внешним супостатам» и «внутренним злодеям» может только «верховная в человецех власть», она «злострастиям человеческим узда, и человеческаго сожительства ограда и обережение, и заветреннее пристанище» (III, 80). Феофан заканчивает «слово» благодарностью монархине, что она «украсила главу свою императорскою короною», в результате чего «вознесли главы своя смиреннии, а роги уронили гордии», или, как он последних называет, «домашние злодеи» (III, 81).
Второй годовщине царствования посвящено «Слово в день воспоминания коронации Анны Иоанновны» (1732). Слову предпослан эпиграф: «Воздадите кесарево кесареви: и божие богови» (III, 145). Эпиграфы часто появляются в ораторской прозе Феофана Прокоповича: многократно обыгрываются, подчёркивают основную мысль «речи», становятся её идейным ядром. Так и в этой «речи». Празднование годовщины царствования – это не просто праздник в ряду других праздников («День радости и веселия» и «в духе», и в сердце, всё «играет радостью» – III, 145); праздник имеет высокий государственный смысл.
Оратор утверждает, что сам господь возвёл на престол Анну Иоанновну (III, 146) и убеждает каждого подданного «к государю своему искреннею любовию гореть» (III, 156). После пространных рассуждений на заданную эпиграфом тему со ссылками на Библию, Евангелие и т. д., оратор уже призывает любить не просто монарха, а конкретную монархиню – Анну Иоанновну (III, 162), взывая молиться за неё.
Мысль о государственной значимости праздника дня коронации продолжается и в «Слове в день восшествия на престол Анны Иоанновны» (1733). Празднику соответствует светлый день, «а естьли настанет стужа, туман, ненастье, то и праздник не праздником» (III, 176) – такой антитезой открывается данное «слово». Обращаясь к «слышателям», оратор восклицает, что восшествие на всероссийский престол Анны Иоанновны – «великая воистинну, великой радости вина! возвращённое отечеству по болезни здравие, по бедствии безпечалие, о трате бывших благ, вящших и лучших приобретение» (III, 176). Безусловно, это прозрачный намёк на те политические обстоятельства, при которых всходила на престол Анна Иоанновна, о чём далее и рассказывает оратор.
И в этом «слове», как и во многих других, он использует антитезу «свет – тьма» (III, 177), но в данном контексте эти «тма», «туман», «мрак» приобретают политическую окраску. Он приводит исторические примеры на эту же тему: «Навходоносор» (III, 178), из пророка Даниила, про персидского царя Кира, упоминает фараонов (III, 180–181). Монархия, по мнению Феофана, гарантирует благополучие общества: «чистым светом сияет торжество» (III, 181), «тму» же наводят «человеки», о собственной власти помышляющие. Прокопович много и с осуждением говорит о властолюбии, о «хитрых» помыслах и промыслах. В качестве примера он приводит повести об Авесаломе и Адонии, сыновьях Давидовых; от библейских и древнеримских примеров приходит к «нестроению» у нас: размышляет о псевдо-Димитрии и псевдо-Алексии, о Годунове, Отрепьеве (III, 183) – всех их он осуждает. Закономерно следует вывод, обращённый к «слышателям»: «Державныя власти не силою, и хитростию человеческою производятся, но Божием смотрением и промыслом» (III, 187). Вопреки и исторической истине, и тому, о чём все присутствующие знали, Феофан утверждает, что сам Бог «подал ей (Анне Иоанновне. –
В заключение звучит мотив дела, что надо своё высокое предназначение делом доказать, и следует пожелание: «Не стужай в злоключениях, не унывай в наветах и напастех, не бойся от слуха зла», т. к. Бог подал венец, он и сохранит императрицу (III, 189–190).