Русская мышеловка

— Мы вам очень благодарны, Евгения, — негромко вступил в разговор третий из «арийцев», — вы спасли наши жизни, ради нас рисковали своей. Но мы не можем позволить вам совершить такой необдуманный, легкомысленный поступок.

Значит, вот как. Все против меня. Я бросила автомат и раскинула руки. А потом заорала:

— Давайте, нападайте! Чего вы ждете? Вам придется связать меня и засунуть в подвал. Иначе я помешаю вам. Я обещала этому человеку, что он улетит на своем гребаном вертолете! Значит, так и будет. А если кто-то хочет вступить со мной в рукопашную, то давайте, пока я в такой хреновой физической форме!

Неожиданно Доплер поднял голову и произнес:

— Евгения, я никогда в жизни не видел ничего подобного. Слушайте, не хотите поступить ко мне на службу? Обещаю, что сумма вашего вознаграждения будет любой, лишь бы помещалась на листе чековой книжки.

— Неинтересно, — бросила я в его сторону.

— Да, забыл упомянуть: вы сможете соблюдать свой личный кодекс чести, или как это у вас называется. Я чрезвычайно ценю честных людей — они редки, как персики зимой, а также уважаю свою и чужую свободу!

— Заткнитесь, а? — с тоской протянула я. — К тому же у меня уже есть работа.

— Не нужно так горячиться! — спокойно и веско произнес Гримальди. — Мы же все здесь цивилизованные люди.

— Ага, вижу, — горько вздохнула я. — Да знаю я, что этот человек должен ответить за свои преступления. Место ему в тюрьме, где он проведет остаток своей жалкой жизни. Но сейчас я должна позволить ему покинуть «Шварцберг». Я дала слово.

Бывшие заложники не отрываясь смотрели на меня. Я подумала и добавила:

— Правда, это не значит, что я не начну преследовать его ровно через минуту после того, как выполню условия сделки.

Заложники разразились неожиданными дружными аплодисментами.

За спиной послышался деликатный кашель. Я обернулась. Давид Розенблюм отхлебнул из своей бутылочки и отбросил ее в угол.

Негромкий голос комиссара был слабым, но его услышали все, находившиеся в комнате.

— Этот человек останется здесь.

— Что вы сказали? — Я повернулась к толстяку. Честно сказать, и я забыла про Розенблюма, неподвижной кучей обмякшего в кресле.

— Доплер не покинет отель живым, — ровным голосом произнес Давид. — Я так решил.

— Э-э, а вы кто, простите? — подал голос Гримальди. — Насколько я понимаю, вы вовсе не полицейский комиссар, верно? Тогда кто же?

— Я двадцать пять лет прослужил в полиции соседнего кантона, — склонил голову Розенблюм. — И хорошо знаю здешние места. Мне несколько раз приходилось приезжать в Брокенхерц по делам службы. Однажды я даже провел неделю в «Шварцберге». Вместе с женой и сыном.

Гримальди сощурился, изучая лицо толстяка:

— Странно, обычно я помню всех гостей, что перебывали у меня за эти годы. Но ваше лицо мне совершенно незнакомо. Я не видел вас до того момента, как вы сошли с подъемника и предъявили мне удостоверение комиссара полиции — очевидно, фальшивое?

— Не фальшивое, — мотнул головой Давид. — Просто очень давнее. Я вышел в отставку пять лет назад. А мое лицо вам незнакомо потому, господин Гримальди, что я побывал в «Шварцберге» до того, как вы приобрели это здание. Тогда здесь всем заправлял папаша Симон.

Розенблюм поднял глаза к потолку и задумчиво произнес:

— Это была незабываемая поездка. Лучшая неделя в моей жизни.

Потом толстяк поймал мой взгляд и кивнул:

— Да, милая, вы, наверное, уже давно догадались — я вышел в отставку по состоянию здоровья. Я скоро умру, так что терять мне нечего.

— Потому что вы уже все потеряли, — медленно проговорила я. — Потеряли все, что у вас было в жизни. И виновен в этом, судя по всему, этот человек.

Я указала на Доплера. Тот сощурился и вгляделся в лицо комиссара:

— Впервые вижу этого господина. Ни разу в жизни даже на ногу ему не наступил. Это какая-то ошибка.

Розенблюм медленно повернул голову и взглянул Доплеру в глаза.

— Помните вагон скоростного поезда, который взорвали по вашему приказу? — неторопливо проговорил Давид. — В этом вагоне находился мой сын с женой и детишками.

Лиля Вострецова вдруг тихо заплакала.

— Моя жена не пережила этой трагедии. А я пережил. Даже проработал еще год в полиции. Как думаете, зачем?

— Полагаю, чтобы иметь доступ к полицейской информации и собрать больше сведений обо мне, — пожал плечами Доплер. — Поверьте, я искренне сожалею о случившемся. Сочувствую вашему горю. Мне сообщили, что в поезде находится полицейский агент… ну, это отдельная история. Агент, который слишком близко подобрался ко мне. Я не знал ни кто он, ни даже как выглядит. Только номер места в поезде. Счет шел на минуты. Он ехал в Цюрих, чтобы передать информацию. Для меня это была своего рода шахматная задача. Мне пришлось так поступить, понимаете?