Русская песня в изгнании

— Я эмигрировал в 1976 году из Риги с женой и сыном, которому тогда было четыре годика, а мне двадцать четыре. Сначала хотели ехать в Германию, потому что латышам практически сразу давали гражданство. Потом в Сан-Франциско, там у Саши Лермана и Юры Валова[29] была рок-группа Iron Curtain («Железный занавес»), но оказались в Нью-Йорке, где на третий день я начал работать гитаристом в израильском ночном клубе «Ал Аврам», который находился в богемном районе Манхэттена Гринвич Виллидж. На Брайтоне русских ресторанов тогда еще не было, а русские эмигранты были.

До меня в этом клубе играла группа Five Russkis во главе с братьями Ковнатерами.

— Вы получили какое-то специальное музыкальное образование?

— Специального музыкального образования в Союзе я не получил, хотя играл практически на всех инструментах, кроме скрипки. На ней не мог — голову трудно держать (смеется). Но в Америке в Лос-Анджелесе окончил очень престижную гитарную школу. В Риге играл в разных группах, общался со Львом Пильщиком, Толей Могилевским. У нас была одна тусовка. Работал с Лаймой Вайкуле.

— Вы ехали на Запад зачем-то или от чего-то?

— Я ехал играть рок, приобщаться к западной культуре.

В Нью-Йорке почти сразу начал играть в группе Mark of Areas в стиле funk-rock, выступали в клубах. Было даже выпущено несколько синглов. Со мной работали несколько великолепных чернокожих певиц. В ту пору я перезнакомился со всеми заметными американскими музыкантами.

— А когда был записан ваш знаменитый альбом, куда вошли песни «Сигарета», «Рахиля», «Клен ты мой, опавший», «Письмо к матери»?..

— Первый альбом «Любимые песни» я записал для себя в 1978 году на аппаратуре, принадлежавшей Вилли Токареву. За это я и еще один американский продюсер сделали аранжировки для его первого альбома «А жизнь — она всегда прекрасна». Кстати, я там и на гитаре играю. Мой первый альбом не был предназначен для релиза, просто мои родители писали мне: «Гриша, мы соскучились по твоему голосу, пришли нам что-нибудь». Так появились эти песни. Я сделал несколько кассет для друзей, а через неделю они продавались по всему Брайтону даже без указания моего имени.

Мне это очень не понравилось, я пытался бороться с пиратами, но безуспешно, поэтому, кстати, и не выпускал ничего потом долгое время.

— Я ваши чувства понимаю, но без этих музыкальных жуликов мы могли и не услышать песни, ставшие действительно классикой жанра. Я помню, там было много интересных примочек типа «лилипутского» голоса в песнях «Денежки» и «Тетя Хая». Кто принимал участие в записи, делал аранжировки?

— Всё делал я один. Там фактически только гитара. В «Денежках» как баловство я прописал свой голос в разных скоростных режимах, и получился такой эффект. Эту песню очень любили дети, такой детский хит получился. Тогда только начали продавать специальные виниловые пластинки с прописанными партиями ударных, для репетиций, видимо. И я использовал их при записи, поэтому

«Письмо матери» («Ты жива еще, моя старушка…») записана без последнего куплета, просто это был самый длинный трек, а дальше времени не хватило.

— Гитара — это хорошо, но в «Песне горький мед» ясно звучит флейта. Или я ошибаюсь?

— Это звучит гитара-синтезатор, создавая эффект флейты. У меня была шикарная гитара «Гибсон», но клуб, где я тогда работал, обокрали, и гитару унесли прямо со сцены. Я пошел покупать новую на 48-ю улицу в Манхэттен. В витрине увидел очень красивую гитару и понял — это то, что я хочу. Зашел, мне принесли инструмент, открыли футляр, а пластмассовая накладка треснута. Я попросил продать ту, что в витрине. Продавцы говорят: «Мы не можем, ее уже купил Стиви Уандер». А я абсолютно без задней мысли говорю: «Продайте ему эту, он все равно не увидит». Они стали смеяться и продали ее мне.

— Давайте вернемся к вашей работе в Америке. Итак, вы играли в американской рок-группе, а потом?

— Потом группа распалась, как это всегда бывает, а меня позвали в только что открывшийся на Брайтоне русский ресторан «Садко», где уже пела Майя Розова.

Позднее работал в «Гамбринусе» вместе с Мишей Гулько, я в будни, а он в уик-энд. Между прочим, я был первым, кто стал приглашать чернокожих певиц работать в русские рестораны.