Русская революция, 1917

— Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не меняйте решения! Не надо вам ехать! Вас там убьют!

При нашем разговоре до моего отъезда к прямому проводу Львов, передав приказ диктатора прибыть в Ставку, после некоторых колебаний принялся уговаривать меня не ездить. Прежняя симпатия ко мне возобладала в душе над обуявшим его в последние месяцы чувством полного отчаяния, и он в конце концов решился на то, о чем говорил Набокову: «…с ним произойдет окончательный разрыв, и тогда мне, как человеку, близкому к Керенскому и расположенному к нему, останется только позаботиться о спасении его жизни».

Здесь надо заметить, что после ареста Корнилова с его сподвижниками заговорщики, оставшиеся на свободе, воспользовались находившимися в их распоряжении деньгами для организации в прессе совершенно открытой широкой кампании в свою защиту. Они пытались доказать, что никакого заговора не было, возникло простое «недоразумение» между Корниловым и главой Временного правительства, Корнилов не объявлял ультиматума, а Львов «все перепутал». Дошли даже до утверждения, будто я вместе с Корниловым хотел сместить Савинкова. Затем добавили, что я под нажимом Советов «малодушно предал генерала». Клеветническое измышление охотно подхватили большевики, превратив его в своих руках в истинный динамит, с помощью которого они за несколько дней буквально подорвали в низших армейских рядах крепнувшее доверие к государственной власти и авторитет правительства, обретавший прочные основы в стране.

Чтобы с полной ясностью представить себе цинизм инициаторов сего маневра, которые хладнокровно, не без некоторого садизма следили, как подлая клевета отравляет политическую атмосферу в России, достаточно отметить, кроме вышесказанного, небольшую деталь относительно вызова в Ставку, переданного мне лично генералом Корниловым. «Недоразумение» с «напутавшим» Львовым произошло вечером 8 сентября. Но утром того самого дня, когда Львов сидел еще в поезде между Могилевом и Петроградом, Корнилов поторопился самостоятельно (по свидетельству генерала А. И. Деникина) составить список членов своего кабинета, предусмотрев мое понижение в должности. Таким образом «диктатор» собирался взять меня под личную «опеку», оберегая от покушений со стороны своих ближайших соратников…

Впрочем, вернемся к событиям. Вечером 8 сентября автомобиль, в котором мы ехали после беседы по прямому проводу, остановился на площади перед Зимним дворцом. Вырубов прошел в мои личные апартаменты. Мы с Львовым остались в необъятном официальном кабинете-библиотеке, где царил полумрак. Освещен был один уголок у дверей, ведущих во внутренние помещения. В глубине за роялем на мягком широком диване сидел С. А. Балавинский, заместитель начальника Департамента полиции, которого я заранее вызвал. Я подошел к столу, развернул телеграфную ленту, прочел ее Львову. Он еще раз подтвердил условия ультиматума, повторив пункт за пунктом. На сей раз «послание» генерала Корнилова было изложено мне в присутствии официального, не замеченного «посланцем» свидетеля. Заручившись всеми необходимыми сведениями, подтвержденными письменным текстом ультиматума, записью разговора по прямому проводу и безусловно надежным официальным свидетелем, я закончил беседу со Львовым.

— Ну, что ж, — сказал он. — А теперь мне надо идти. Спешу в Москву.

— Нет, — остановил я его, — никуда вы не поедете. Вы арестованы за участие в противоправительственном заговоре!

Я направился к двери за спиной Львова, стоявшего у стола. Открыл, и в библиотеку тут же вошел капитан Козьмин, помощник командующего Петроградским военным округом. Он получил приказ задержать В. Н. Львова, члена Государственной думы, бывшего члена Временного правительства, и поместить под надежной охраной в одно из помещений на верхнем этаже дворца.

Вот что происходило с 5 до 10 часов вечера 8 сентября 1917 года. В момент ареста Львова никто не догадывался, что это связано с готовившейся в Ставке катастрофой, никто, ни в правительстве, ни в столице, ни в стране.

Итак, неотложная первоочередная задача заключалась в необходимости подавить безумную попытку в зародыше и как можно скорее, препятствуя всеми силами расширению сферы деятельности заговорщиков. Я знал, что генерал Корнилов не сможет добиться успеха: это было объективно невозможно. Боялся лишь реакции в армии и в стране на бунт главнокомандующего.

Около 11 часов вечера я со всеми документами в руках явился на заседание Временного правительства. По моему предложению были единогласно одобрены следующие меры: 1) по прямому проводу предложить генералу Корнилову передать полномочия главнокомандующего генералу Клембовскому, командующему Северным фронтом, и немедленно прибыть в Петроград; 2) наделить меня особыми полномочиями для предотвращения и пресечения в корне открытого государственного переворота.