Русская революция, 1917

— Но ведь это чистое безумие!.. Кроме того… как же я доложу Временному правительству? Мне никто не поверит! Меня примут за сумасшедшего, если я начну устно передавать эти требования генерала Корнилова единственно с ваших слов, не имея в руках никакого письменного документа. А если генерал в решающую минуту откажется от своих слов? В каком вы тогда окажетесь положении?

Тогда Львов шагнул к столу, взял лист бумаги и написал следующее:

«Генерал Корнилов предлагает:

1. Объявить г. Петроград на военном положении.

2. Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего.

3. Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерств товарищам министров, впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим.

В. Львов.

Петроград, 26 августа 1917[41]».

Я почти вырвал листок из руки Львова, мигом сунул в карман своего френча. Впрочем, одного этого документа было недостаточно. Надо было лично связаться с генералом Корниловым, получить от него подтверждение ультиматума.

Уже минуло шесть часов вечера. Я предложил Львову прийти к восьми в Военное министерство на набережной Мойки. Мы оба поговорим по прямому проводу, чтобы генерал Корнилов лично подтвердил каждый пункт ультиматума. Времени у нас было мало. Львов отправился в город. Я вызвал заместителя начальника Департамента полиции и помощника командующего Петроградским военным округом, попросив прибыть ко мне к девяти часам вечера. Вскоре после ухода Львова я случайно столкнулся с входившим в мой кабинет В. В. Вырубовым, близким князю Г. Е. Львову и связанным со мной дружескими отношениями, и ему одному описал положение дел. Мы вместе направились в Военное министерство на Мойку.

Владимир Львов опаздывал. Минуты тянулись, словно часы. На другом конце провода в аппаратной Ставки с таким же напряжением ждал генерал Корнилов. Десять минут… пятнадцать… двадцать… двадцать пять… Львова нет. Нельзя испытывать судьбу. Но ведь он искренне дал мне согласие на такой разговор. Текст беседы записан на телеграфной ленте, можно не опасаться никаких ошибочных толкований. Не дожидаясь Львова, мы начали разговор.

Процитирую его полностью по телеграфной ленте.

— Министр-председатель Керенский. Ждем генерала Корнилова.

— У аппарата генерал Корнилов.

— Здравствуйте, генерал. У телефона Владимир Николаевич Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.

— Здравствуйте, Александр Федорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу с просьбой доложить вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.

— Я, Владимир Николаевич[42], вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором вы просили меня известить Александра Федоровича только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить.

— Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев.

— Я, Александр Федорович. Понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

— Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.

— Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?

— Во всяком случае.

— До свидания, скоро увидимся.

— До свидания.

Больше сомнений не оставалось. Генерал Корнилов лично подтвердил каждое записанное В. Львовым слово ультиматума. Наша беседа служит классическим примером условного языка: отвечавший знал истинный смысл условных вопросов и своими ответами давал это понять[43]. Особенно интересно, что генерал Корнилов подтвердил предложение приехать в Ставку Савинкову и мне. В письменном ультиматуме этот пункт отсутствовал. А на мой вопрос о необходимости приезда Савинкова, казавшийся чисто формальным, генерал Корнилов ответил по существу: «Все, сказанное мною, в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу…»

Когда мы с Вырубовым выходили из аппаратной с записью разговора в руках, навстречу спешил В. Н. Львов, все в таком же волнении, хотя не столь озабоченный.

— Меня задержали…

— А мы уже переговорили, в том числе и от вашего имени.

— Очень хорошо, что не стали меня дожидаться…

В автомобиле по дороге к Зимнему дворцу я в присутствии Вырубова обсуждал вопрос о том, достаточно ли обоснована моя поездка в Ставку.

Львов вдруг выпалил: