Русская революция, 1917

Приехав в Гатчину, остановились у дворцовых дверей в помещения коменданта. К величайшему нашему ошеломлению, в Гатчину никакие эшелоны с фронта не прибывали, и мы, промерзшие на быстром ходу до костей, решили при необходимости ехать до Луги и даже до Пскова. Однако нечего было даже думать о столь долгой поездке по разбитой дороге под осенним дождем без запасных колес и достаточного запаса горючего. Решили на полчаса остановиться у коменданта, выпить чаю, согреться, пока машины отведут в местный военный гараж, снабдив всем необходимым. Но, войдя в кабинет коменданта, я поразился его непонятному поведению. Он старался говорить как можно громче, постоянно держался поближе к открытым дверям в соседний кабинет, где находились солдаты, которые не спускали с нас глаз. Должно быть, повинуясь какому-то внутреннему голосу, я задержал свой автомобиль, предложил спутникам ехать дальше, не дожидаясь чаю и отправив в гараж лишь машину под американским флагом с сидевшим в ней офицером.

Мы уехали в самое время. Через пять минут после нашего отъезда в дворцовый двор въехала машина под красным флагом с членами Военно-революционного комитета, приехавшими арестовать меня. Позже стало известно, что предатели из Петроградского штаба предупредили Смольный о моем отъезде в Гатчину; были отданы приказы о моем аресте. Наша машина успела выехать из города, а другая столкнулась с серьезными трудностями. Она помчались по улицам Гатчины только через час с лишним. Прорвавшись под пулями через две заставы, третью преодолела не столь удачно. Один выстрел пробил шину, другой ранил в руку шофера. Моему офицеру пришлось выскочить и укрыться в ближайшем лесу. Все эти подробности мы узнали на следующий день на гатчинском фронте.

Мы же, покидая Гатчину, только считали минуты, опасаясь при каждом толчке за судьбу своих шин. Нет смысла описывать суматошные поиски пропавших эшелонов, обнаруженных только в Пскове.

В начале девятого вечера мы не имели никакого понятия о происходящем. Не знали, известно ли в Пскове о петроградских событиях, и, если да, какое это произвело впечатление. Решили не сразу отправляться в штаб командующего Северным фронтом генерала Черемисова, а заехать сначала к его генерал-квартирмейстеру Барановскому, бывшему начальнику моего военного кабинета. Там мне стало известно, что из Петрограда приходят самые неутешительные известия, в Пскове уже действует большевистский Военно-революционный комитет, отдавший по телеграфу приказ о моем аресте за подписью лейтенанта Крыленко и матроса Дыбенко. Хуже того, оказалось, что сам генерал Черемисов делает всевозможные авансы ревкому, не принимая никаких мер для отправки войск в Петроград, считая это бесполезным, даже вредным.

Командующий фронтом не замедлил явиться по моему приказу. У нас состоялся очень неприятный разговор. Генерал Черемисов не скрывал нежелания связывать свою судьбу с судьбой «обреченного» правительства. Он старался меня убедить, будто у него на фронте нет лишних частей, предупредил, что не отвечает за мою личную безопасность в Пскове. Наконец, объявил, что отменил отданный мною по телеграфу приказ об отправке в Петроград полка и трех кавалерийских корпусов.

— Вы виделись с генералом Красновым? — спросил я. — Он разделяет ваше мнение?

— С минуты на минуту жду его из Острова.

— В таком случае, генерал, отправьте меня туда немедленно.

— Слушаюсь.

Генерал оставил меня, объясняя, что отправляется прямо в Военно-революционный комитет, где получит точные сведения о настроении в войсках, после чего вернется с докладом ко мне. Меня глубоко огорчила беседа с этим умным, способным человеком, необычайно довольным собой и полностью презревшим свой долг. Гораздо позже я узнал, что он вообще не ходил на заседание ревкома, а связался по прямому проводу с командующим Западным фронтом генералом Балоневым, уговаривая его спешно идти на помощь правительству.

Отсутствие Черемисова бесконечно затягивалось, тогда как каждая минута промедления могла привести в Петрограде к непоправимым событиям. Было уже одиннадцать часов вечера. Можно ли было подумать, что в ту самую минуту начался обстрел Зимнего дворца, где собралось на заседание Временное правительство, но он еще держится под заключительными атаками большевиков? Наконец явился генерал Черемисов с заявлением, что никакой помощи правительству он оказать не может. И добавил, что если я еще верю в необходимость сопротивления, то должен ехать в Могилев, так как в Пскове неизбежно буду арестован. Однако, говоря о Могилеве, умолчал, что генерал Духонин, начальник штаба Верховного главнокомандующего, дважды пытался переговорить со мной по прямому проводу, и оба раза Черемисов ему отказал, не уведомляя меня.

— Где же Краснов? — спросил я.

— Еще едет сюда, выехал из Острова.

— Но, послушайте, генерал, разве я не просил вас отправить меня?