Эти мальчики, юноши на семь — десять лет погружались в мрачную атмосферу, где их превращали в людей особой категории. Я провел детство и юность в постоянном контакте с офицерской средой. Один из моих ближайших друзей с ранних лет учился в кадетском корпусе, и мы непрестанно общались во время каникул. Это был одаренный, образованный и весьма независимый юноша. Но и я, и его другие товарищи, жившие на свободе, не могли не заметить, как на его мыслях и чувствах с каждым годом сказывается военное воспитание. Мы мало-помалу утратили взаимопонимание, отдалились друг от друга. Произошло это не потому, что мы учились по разным учебникам и пособиям, а из-за фактически неизбежного отчуждения кадетов от реальной жизни, которая с силой обрушивалась на них за школьными стенами, в которых они десять месяцев в году проводили в абсолютно неестественной обстановке, систематически усваивая мысли и представления, незаметно внедрявшиеся в сознание молодых офицеров и навсегда ограждавшие их от нежелательных политических влияний. Выращивая в военных теплицах новый сорт людей, предназначенных для исполнения особых требований самодержавия, официальные садоводы старались получить идеальный тип военного специалиста — честного, верного долгу, преданного царю, но совершенно чуждого политическим мечтаниям, надеждам, устремлениям штатской России.
Понятие будущего офицера о гражданском долге, чести, родине, государстве и службе полностью отличалось от понятий остальной России. Проведя десять лет в искусственной среде, будущий офицер считал себя «высшим существом». Он включался в то или иное армейское подразделение, не имея никакого понятия об остальной России, ни к чему не приспособленный, кроме военной атмосферы, в которой воспитывался. Вот почему часть русской молодежи разошлась со своими товарищами, став опорой самодержавия в борьбе против «внутреннего врага».
Этим врагом, разумеется, была русская интеллигенция, к которой принадлежали братья и друзья юношей, обязанных защищать царя и отечество. Со временем между людьми, принадлежавшими к одному классу и даже к одному кругу, образовалась глубокая пропасть исключительно потому, что одни выбирали военную карьеру, а другие гражданскую, одни становились офицерами, другие студентами.
Помню бесконечные споры, когда в нашем тесном кружке молодых студентов и военных заходила речь о политике. Мы сразу начинали говорить на разных языках, утрачивали взаимопонимание, злились и оскорбляли друг друга, потому что священные с точки зрения понятия одних для других были олицетворением зла. Я уверен, мы все в равной мере любили Россию и желали ей только добра. Но понимали Россию по-разному, по-разному представляли себе благо и интересы родины, считая в результате друг друга врагами России и русского народа.
Да, нас объединяло одно — страшная братоубийственная ненависть!
Постоянно углублявшаяся пропасть между военной и буржуазной интеллигенцией стала практически неизмеримой во время Русско-японской войны и возникшего следом за ней революционного движения.
Мы оказались по разные стороны баррикад. Подавляющее большинство офицеров снова поддерживало самодержавие или хранило полный нейтралитет в политической борьбе, автоматически исполняя свой долг по защите трона от внутреннего врага.
Остальная Россия, буржуазная, образованная, вся русская интеллигенция бросилась в борьбу за свободу. Мы видели в армии, особенно в офицерах, спасавших самодержавие и на двенадцать лет затянувших смертельную агонию старого режима, злейших врагов народа, величия, славы и будущего страны. В то время многие офицеры наивно видели причину всех российских бед в студентах и интеллигенции, бунтующих рабочих и крестьянах, которые опустошают и захватывают помещичьи земли и собственность. Да, прошло много времени после 14 декабря 1825 года, когда одинокая в России того времени кучка отважных гвардейцев-декабристов подняла над петербургской Сенатской площадью знамя восстания против самодержавия во имя свободы и конституционного правления. Солдатские массы остались трагически равнодушными к благородным сынам русской аристократии, предшественникам освободительного движения, которые храбро и радостно пожертвовали собственной жизнью во имя свободы. Через восемьдесят лет, в 1905 году, верность самодержавию хранили только гвардейские офицеры, не признавая в расстреливаемых ими студентах и рабочих прямых потомков декабристов.
В 1905 году настал критический момент в жизни армии и особенно офицеров. Военная и гражданская Россия впервые повернулись друг к другу лицом, попытались заговорить друг с другом. Сначала переговоры ограничивались лишь резкими упреками, но оба враждебных лагеря были глубоко потрясены событиями. Утопленная в крови революция заставила серьезно задуматься над причинами бед и страданий России. Пережившие Русско-японскую войну офицеры начинали анализировать и понимать случившееся. Некоторые не только участвовали, но даже играли заметную роль в военных мятежах 1905–1906 годов.
Шло время, Россия менялась.