Читаем Русская революция глазами современников. Мемуары победителей и побежденных. 1905-1918 полностью

Мороз усилился, и день был ясным. Среди солдат ропот, потому что они вот уже три месяца не получали из Петрограда жалованья. Недовольство было быстро улажено временным займом необходимой суммы из банка. Днем занимался колкой дров. В девять прошла вечерняя служба».


Английский преподаватель царских детей, именовавшийся Сиднеем Ивановичем Гиббсом, оставил описание, как обычно проходили дни в Тобольске. Окруженные горсткой преданных домашних слуг и благородных придворных, Романовы, чтобы сохранить душевное здоровье, всеми силами старались соблюдать обычный порядок бытия, к которому привыкли:

«В целом наше пребывание в Тобольске было весьма приемлемым. В условиях нашей жизни я не видел ничего, что могло бы вызвать возражения. Конечно, в сравнении с предыдущим существованием имелись определенные недостатки; было немало мелочей, из-за которых возникали трения, но довольно скоро удалось к ним привыкнуть.

Все мы много трудились. Императрица учила детей Закону Божию (на уроках присутствовали все дети, кроме Ольги Николаевны, которая завершила обучение в 1914 году). Кроме того, она немного учила Татьяну Николаевну немецкому. Цесаревичу императрица давала уроки истории. Клавдия Михайловна Ритнер преподавала великим княжнам Марии и Анастасии, а также цесаревичу математику и русский язык. Княгиня Гендрикова давала уроки истории Татьяне Николаевне. Я учил их английскому.

Уроки занимали время с 9 до 11 утра. С одиннадцати до двенадцати дети получали возможность погулять. Занятия возобновлялись в двенадцать и продолжались не менее часа. В час сервировали обед. По предписанию врача цесаревичу полагалось после обеда полежать на кушетке. Пока он лежал, мы с Жильяром (преподаватель из Швейцарии) вслух читали ему. Затем Нагорный одевал цесаревича, и мы шли на прогулку до четырех или пяти часов. Когда мы возвращались, император давал цесаревичу урок истории, а тот играл в игру «Тише едешь, дальше будешь», которую любил. Для этого мы разделялись на две партии. Цесаревич, Жильяр или я были на одной стороне, Долгорукий и Шнейдер — на другой. Наследнику очень нравилась эта игра, и Шнейдер вкладывала в нее все сердце, но порой она ссорилась с Долгоруким. Это в самом деле было смешно. Мы играли почти каждый день, и Шнейдер всегда говорила, что никогда больше не сядет играть.

От 6 до 7 цесаревич занимался со мной или Жильяром. От 7 до 8 готовил уроки на завтрашний день. Ужин подавали к 8 часам. После него вся семья собиралась наверху. Порой мы играли в карты, и я часто раскладывал двойной пасьянс на пару со Шнейдер. Татищев, Ольга Николаевна, доктор Боткин, Жильяр и Долгорукий играли в бридж. Случалось, что царь и дети садились играть в безик. Император часто читал вслух.

Порой великие княжны Ольга, Мария и Анастасия поднимались в комнату Демидовой… Случалось, что Жильяр, Долгорукий, царевич или я составляли им компанию. Какое-то время мы всегда оставались в этой комнате, где вдоволь веселились, смеялись и вообще приятно проводили время.

Император вставал рано. В девять часов он пил чай в своей рабочей комнате, а затем до 11 утра читал. Потом прогуливался по саду, а во время прогулки занимался какими-нибудь физическими упражнениями. В Тобольске он часто пилил дрова. С посторонней помощью царь построил площадку на крыше оранжереи и лестницу, сконструированную нашими общими усилиями, которая вела на площадку. В непогоду император любил сидеть на ней. Обычно вне дома император проводил время до полудня, затем возвращался и шел в комнату к дочерям, куда подавали блюдо с бутербродами. Затем он уходил к себе и работал вплоть до обеда. После него император снова работал или до наступления сумерек прогуливался в саду. В 5 часов семья пила чай, после которого император обычно читал вплоть до ужина.

Императрица вставала в самое разное время, порой куда позже, чем остальные, но часто бывала готова вместе со всеми. По утрам ее не видел никто из посторонних. Случалось, что императрица появлялась только к обеду. По утрам она работала или занималась с детьми. Она любила творческую работу — вышивание или живопись, а когда дома никого не было и она оставалась она, то с удовольствием играла на пианино.

Обед и ужин не оставляли желать лучшего. На обед обычно были суп, рыба или мясо и десерт. Кофе мы пили наверху. Ужин походил на обед, но для разнообразия было больше фруктов.

Если за обедом присутствовал император, то мы рассаживались в следующем порядке: во главе стола сидел император, напротив него императрица, Гендрикова сидела справа от императора, а рядом с ней — великая княжна Мария. Слева от императора располагались Шнейдер и Долгорукий. Царевич сидел справа от императрицы, а слева от нее — Татищев и великая княжна Татьяна. В конце стола сидел Жильяр, напротив него — великая княгиня Анастасия и я. Если императрица обедала наверху, ее место занимала великая княжна Ольга.

Боткин ужинал всегда с царской семьей, но обед проводил со своей. Обычно он садился между великой княжной Ольгой и царевичем… Еда была хорошей, и ее было в избытке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Свидетели эпохи

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Образование и наука / Публицистика / История
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное