Русская революция глазами современников. Мемуары победителей и побежденных. 1905-1918

Кажется, это заявление произвело некоторое впечатление, но не имело последствий… Керенский еще что-то говорил. Он стоял, готовый к отъезду, решительный, бросающий резкие слова, чуть презрительный…

Он рос… Рос на начавшемся революционном болоте, по которому он привык бегать и прыгать, в то время как мы не умели даже ходить.

* * *

А улица надвигалась и вдруг обрушилась…

Эта тридцатитысячная толпа, которой грозили с утра, оказалась не мифом, не выдумкой от страха…

И это случилось именно как обвал, как наводнение. Говорят (я не присутствовал при этом), что Керенский из первой толпы солдат, поползших на крыльцо Таврического дворца, попытался создать «первый революционный караул»:

— Граждане солдаты, великая честь выпадает на вашу долю — охранять Государственную думу… Объявляю вас первым революционным караулом…

Но этот «первый революционный караул» не продержался и первой минуты… Он сейчас же был смят толпой…»

Нам еще придется много услышать о Керенском, лидере фракции трудовиков, партии левого крыла в Государственной думе. Он был одним из двух левых думцев, избранных 12 марта во Временный комитет Думы. И с этого дня его звезда стала стремительно подниматься в столпотворении российской политики.

Керенский сам говорил о себе, что стал политическим заключенным мартовских дней. Скорее всего, именно Протопопов и подхлестнул мартовское восстание, пытаясь подавить его и призвать толпу к порядку. Во всяком случае, он, как креатура Распутина, был взят под арест. Шульгин описывает эту сцену:

«Вдруг я почувствовал, что из кабинета Волконского (вице-председателя) побежало особенное волнение, о причине которого мне сейчас же шепнули:

— Протопопов арестован!..

И в это же мгновение я увидел в зеркале, как резко распахнулась дверь в кабинете Волконского и ворвался Керенский. Он был бледен, глаза горели, рука поднята… Этой протянутой рукой он как бы резал толпу… Все его узнали и расступились в стороны, просто испугавшись его вида. И тогда в зеркале я увидел за Керенским солдат с винтовками, а между штыками тщедушную фигурку с совершенно безумным, страшно съежившимся лицом… Я с трудом узнал Протопопова.

— Не сметь прикасаться к этому человеку!

Это кричал Керенский, стремительно приближаясь, бледный, с невероятными глазами, одной поднятой рукой разрезая толпу, а другой, трагически опущенной, указывая на «этого человека».

Этот человек был «великий преступник против революции» — «бывший» министр внутренних дел.

— Не сметь прикасаться к этому человеку!

Казалось, он ведет его на казнь, на что-то ужасное. И толпа расступилась… Керенский пробежал мимо, как горящий факел революционного правосудия, а за ним влекли тщедушную фигурку в помятом пальто, окруженную штыками… Мрачное зрелище… Прорезав кабинет Родзянко, Керенский с этими же словами ворвался в Екатерининский зал, битком набитый солдатами, будущими большевиками и всяким сбродом…

Здесь начиналась реальная опасность для Протопопова. Здесь могли наброситься на эту тщедушную фигурку, вырвать ее у часовых, убить, растерзать — настроение было накалено против Протопопова до последней степени.

Но этого не случилось. Пораженная этим странным зрелищем — бледным Керенским, влекущим свою жертву, — толпа раздалась перед ними.

— Не сметь прикасаться к этому человеку!

И казалось, что «этот человек» вовсе уже и не человек…

И пропустили».

Сдержанный Шульгин с явным отвращением относился к мелодраматическому поведению Керенского.

«Я не знаю, по его ли приказанию или по принципу «самозарождения», но по всей столице побежали добровольные жандармы «арестовывать»… Во главе какой-нибудь студент, вместо офицера, и группа «винтовщиков» — солдат или рабочих, чаще тех и других… Они врывались в квартиры, хватали «прислужников старого режима» и волокли их в Думу.

Одним из первых был доставлен Щегловитов, председатель Государственного совета, бывший министр юстиции, тот министр, при котором был процесс Бейлиса. Тут в первый раз Керенский развернулся.

Керенский остановился против бывшего сановника с видом вдохновенным:

— Иван Григорьевич Щегловитов — вы арестованы!

Властные грозные слова… «Лик его ужасен».

— Иван Григорьевич Щегловитов… ваша жизнь в безопасности… Знайте: Государственная дума не проливает крови.

Какое великодушие!.. «Он прекрасен».

В этом сказался весь Керенский: актер до мозга костей, но человек с искренним отвращением к крови в крови. «Без пролития крови» — так говорили отцы-инквизиторы, сжигая свои жертвы…

Так и Керенский: сжигая Россию на костре «свободы», провозглашал:

— Дума не проливает крови…

Но как бы там ни было, лозунг был дан. Лозунг был дан, и дан в форме декоративно-драматической, повлиявшей на умы и сердца.

Скольким это спасло тогда жизнь…

* * *

Было уже поздно… Мне ужасно захотелось есть. И притом надо было посмотреть, что делается… Я стал пробиваться к буфету. Все было забито народом. Я толкался среди этой бессмысленной толпы… наконец поток вынес меня в длинный коридор, который через весь корпус Думы ведет к ресторану… Вдруг кто-то, стоявший рядом со мной, сказал что-то. Я посмотрел на него. Это был солдат.