«Опыты документальной драмы» М. Шатрова.
Глава 2. Война как великая трагедия в пьесах послевоенного времени (к проблеме жанра)
Трагедия в истории нашей драматургии – жанр мало распространенный. Для литературы страны, пережившей трагичнейшие катаклизмы истории, – это парадокс, трудно объяснимый. Несомненно, что свою роль сыграла здесь жесткая идеологическая нормативность соцреализма, согласно которой трагическое провозглашалось чуждой социалистическому искусству эстетической категорией, допускавшейся лишь в одной разновидности: «оптимистическая трагедия». И все же наше искусство явило миру высочайшие образцы трагедии, например, в форме эпопеи («Тихий Дон» М. Шолохова), в поэтической форме («Реквием» А. Ахматовой). Вопреки стремлениям поставить «вне закона» советскую трагедию (так же, впрочем, как и сатирическую комедию), поиски в этом жанре велись и в 20-е, и в 30-е, и в последующие годы, хотя высокие художественные результаты были редкими.
В дискуссиях о развитии драматургических жанров высказывалась и такая точка зрения, что трагедия вообще чужда русской литературе, в истории которой нет «безусловных имен трагедийных авторов», подобных Расину и Корнелю, Шекспиру и Шиллеру. Лишь Пушкин «оставил нам несколько трагедий, являющихся на всю русскую литературу недосягаемой вершиной»[9]
. Причину этого критик видит в том, что русская литература по сути своей гражданственная, миссионерская, «набатная», в то время как «трагедии не свойственны как задачи социального исследования, так и задачи обличения, поучения, агитации». Суждение весьма спорное, так же как и эстетическая характеристика жанра трагедии, данная автором статьи без учета тех видоизменений, которые претерпели драматургические жанры в XX столетии, далеко уйдя от «чистых» образцов античности: «трагедия воспринимает мир и социум… через индивидуальность… трагедия безнадежно больна – или безнадежно здорова индивидуализмом»[10]. Для художественного воплощения трагедий общенародных, общечеловеческих, которые уготовал и преподнес нам XX век, видимо, нужны иные, новые формы.Итак, главная причина нечастого обращения писателей к жанру трагедии – прежде всего эстетическая: сложность самого жанра, являющегося, по словам В. Г. Белинского, «высшей ступенью и венцом драматической поэзии». Овладеть этой ступенью под силу художнику, имеющему философский склад ума, философское видение мира. Идейное содержание трагедии тяготеет к эпохальным, общечеловеческим проблемам; общее и вечное торжествует в ней над сиюминутным и частным; трагический конфликт всегда значителен; героями могут быть лишь люди «высшей породы», что не обязательно означает «великие личности». «Признак „великого“ перестал быть существенным для героя современной трагедии, – замечает критик В. Фролов, – … великим и сильным его делает то, как он мыслит, чего добивается, из-за чего гибнет»[11]
. Все это делает работу в жанре трагедии непростой и ответственной. Тем более важно с вниманием отнестись к тем пьесам, которые «приближаются» к жанру трагедии.Истоки трагического конфликта – всегда в обстоятельствах чрезвычайных, ситуациях экстремальных, переломных для общества, народа, нации. Вот почему поиски в жанре трагедии у современных драматургов часто связаны с воплощением темы Великой Отечественной войны. Приоритетное звучание этой темы в советской послевоенной литературе подтверждает пророческие слова А. Толстого, сказанные в те огненные годы: «эта война на сотни лет останется отправной точкой для всех искусств – от эпопеи и трагедии до лирических стансов»[12]
.