Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Итак, главное – политическая конъюнктура. Если созыв Поместного Собора не вписывается в политические планы, поводы отложить его находятся без промедления, а настроения «в сферах» сразу же становятся известны священноначалию. Показательно, что кратко описывая деятельность Предсоборного Присутствия В. О. Ключевский еще в середине декабря 1906 г. (!) занес в дневник информацию о сомнениях столичного иерарха, задававшегося вопросом: «Предсоборное Присутствие стоило 60 тыс[яч]; Собор обойдется в 500 тыс[яч]; у Синода таких денег нет; даст ли казна?»[470] Как видим, все замыкалось на государстве.

В феврале – марте 1907 г. император знакомился с материалами Предсоборного Присутствия а 25 апреля уведомил митрополита Антония и обер-прокурора Святейшего Синода, что завершил чтение. Английский исследователь Джеймс Каннингем полагает, что у владыки Антония еще оставалась надежда на объявление Николаем II созыва Собора на Троицу или на Успение 1907 г. «Церковь была в отчаянном положении, ей нужен был Собор немедленно», – пишет Каннингем[471]. Не нахожу оснований согласиться с уважаемым автором. Столичный митрополит, видимо, раньше многих понял, что шансы созвать Собор минимальны. И, действительно, государь никак не проявил в то время заинтересованности в Соборе – его открытие очевидно для всех «замалчивалось». Как долго продлится это молчание, в начале 1907 г. вряд ли кто-либо знал.

Политическая «составляющая» церковной политики оказалась преобладающей. К тому же и в самой Церкви политические пристрастия, стимулируемые революцией, мешали не только разрешению давно назревших проблем, но даже правильному их пониманию. Зависимость церковных вопросов от вопросов политических была продемонстрирована при решении так называемого «старообрядческого вопроса».

§ 2. Старообрядческий вопрос и Православная Церковь

Старообрядческий вопрос можно без преувеличения назвать одним из самых сложных вопросов русской церковной и государственной жизни. В самом деле: Российская империя называлась государством православным, а между тем среди ее подданных были люди, искренно считавшие себя православными, но категорически отказывавшиеся признавать господствовавшую в стране Православную Церковь. Причиной раскола послужило введение в середине XVII столетия новых обрядов, исправленных богослужебных книг и некоторых других новшеств. Реформы проводил патриарх Никон, человек волевой и целеустремленный. Раз уверившись, что русская богослужебная литература «испорчена» (по сравнению с греческими книгами), что многие греческие церковные традиции не имеют распространения в России, патриарх решительно стал исправлять, как он полагал, – ошибки. Именно Никон ввел троеперстие вместо двоеперстного крестного знамения, стал писать имя Спасителя – «Иисус», вместо прежнего «Исус», вместо «сугубой» (то есть двойной) аллилуии ввел «трегубую» (тройную), стал совершать литургию не на семи просфорах, как ранее, а на пяти, убрал из VIII члена Символа веры слово «истинного» («Верую… и в Духа Святаго, Господа истинного и животворящаго»). По словам В. О. Ключевского, «старообрядчество есть привычка выражать известные душевные состояния только в известных формах, завещанных преданием и хорошо разученных памятью… В применении к религиозной жизни, – полагал ученый, – обрядность – это темперамент религиозного чувства, старообрядчество – его манеpa»[472]. Религиозное чувство было столь ярким, что с течением лет старообрядчество не только не утратило своих позиций в русском обществе, но даже наоборот, существенно укрепилось. Последователи «дониконовского» православия, как и сторонники реформ знаменитого патриарха считали себя настоящими православными, строго соблюдающими заветы старины и веры. Вся сложность вопроса заключалась в том, что русская государственная и церковная власть не считала старообрядцев еретиками, называя их раскольниками (как отколовшихся от единого целого). И хотя сами старообрядцы считали, что ни от кого не откалывались, оставаясь при своих убеждениях, наименование «раскольник» на долгие десятилетие стало дежурной характеристикой сторонников «древлего благочестия». Собственно говоря, после реформ XVII столетия старообрядцы перестали признавать авторитет официальных церковных властей. В конце своего патриаршества Никон сказал о старых и о новых (исправленных) богослужебных книгах: «И те, и другие добры; все равно, по коим хочешь, по тем и служишь». Процитировав эти слова, В. О. Ключевский заметил: «Значит, дело было не в обряде, а в противлении церковной власти»[473]. Отказ старообрядцев повиноваться был воспринят священноначалием и государственной властью как мятеж, а на Соборе 1666–1667 гг. непокорных отлучили от Церкви и прокляли «за их противление канонической власти церковных пастырей»[474].