Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Современники отнеслись к завершению работ по-разному. Генерал А. А. Киреев, подытоживая работу Присутствия, отмечал склонность его членов говорить нескончаемые речи. «Много было лишнего, в особенности много приводилось канонов, – отмечал он. – Я и прежде не придавал им большого значения, а теперь вижу, что ими можно „жонглировать“. Ужасно сильно выступал и личный элемент». Киреев был убежден, что вся работа имела значение только в качестве подготовки материалов для Святейшего Синода, который созовет Собор на предложенных членами Присутствия основаниях, «или на иных», а успех или неуспех будет зависеть от состава Собора[462]. Но спустя двенадцать дней генерал уже с полным пессимизмом записал в дневнике, что «данные и для церковного Собора и для Думы [Второй. – С. Ф.] очень смутны… Скорее не предвещающие добра! Если будет дано право фильтрации (браковки) епископам, то Собор не будет пользоваться доверием Церкви (мирян и белого духов[енства])»[463]. Опасения генерала объяснялись тем, что в течение заседаний Предсоборного Присутствия вопросы о составе будущего Поместного Собора и о распределении голосов (решающих и совещательных) были самыми болезненными.

Действительно, участники дискуссий провели серьезное и всестороннее обсуждение вопросов, касавшихся канонов Церкви и ее соборной природы, в том числе исследовался и вопрос о степени участия мирян в церковных Соборах, а также проблема взаимоотношений епископата и пресвитерства. На последнюю стоит обратить особое внимание, так как неумение ее разрешить, усиленное революционной непримиримостью и максимализмом, дало печальные рецидивы уже в послереволюционных условиях.

Вообще же дискуссия о том, каково будет представительство священников и мирян на ожидавшемся Соборе, какие права будут им предоставлены, была весьма бурной. Еще до начала заседаний Присутствия многие богословы указывали, что четкого ответа на вопрос о степени участия мирян в Соборах не дают ни историческая практика, ни каноническое право. Это создавало дополнительные сложности, позволяя некоторым участникам предлагать замену канонических норм запросами времени. В итоге, на общем собрании Предсоборного Присутствия мнения разделились: 25 человек проголосовали за одностепенные выборы на благочиннических собраниях (выборщиками от мирян должны были выступать церковные старосты, а от клира – причты); 21 человек проголосовал за выборы двухстепенные для духовенства и трехстепенные для мирян. Епархиальные выборы подлежали утверждению епископа.

Однако изменения в решения Предсоборного Присутствия вносились и по окончании его работы. Так, 25 апреля 1907 г., по высочайшему утверждению, порядок выбора членов Собора скорректировали, согласившись на проект меньшинства (двухстепенные выборы для клириков и трехстепенные для мирян). Из избранных таким образом епархиальный архиерей отбирал одного священника и одного мирянина на Собор. Следовательно, заинтересованность в нахождении позитивных решений относительно Собора сохранялась у светских властей и после того, как вопрос о его созыве был отложен «до лучших времен».

Особо хотелось бы отметить вопрос о действии принципа рецепции[464]. Уже одно то, что он столь активно обсуждался на Присутствии, свидетельствовало о глубокой заинтересованности православных русских богословов, озабоченных скорейшим созывом Собора, не только в соблюдении канонической формы, но и в сохранении религиозно-нравственного содержания. Члены Предсоборного Присутствия понимали, что успех будущего Собора прямо зависел от того, как будут приняты его решения церковным народом – «хранителем благочестия», по выражению Послания восточных патриархов от 6 января 1848 г. Разделение таких понятий как «русское общество» и «православный народ» свидетельствовало, что угроза неприятия решения Собора «обществом» менее страшна православию, чем нанесение ущерба истине, и что рецепция и истина не должны противопоставляться. Следовательно, подчеркивался вне-юридический характер самого понятия рецепции.

Рассуждения о рецепции с неизбежностью выводили богословов на дискуссию о содержании терминов «каноничность» и «соборность», которая была центральной на заседаниях Предсоборного Присутствия и имела серьезное значение для богословской полемики того времени. Характерны слова известного канониста профессора Н. С. Суворова, который, связывая дискуссию о соборности с проблемой рецепции, заявил, что не знает, в чем заключается принцип соборности. «Те, которые говорят, что церковная власть принадлежит Собору епископов, и те, которые понимают соборность в смысле активного участия в церковном законодательстве всех членов Церкви, – заявлял Суворов, – очевидно говорят не одно и то же»[465]. Известно, что на заседаниях Предсоборного Присутствия ответ на этот вопрос так и не был получен. Вполне понятно, что отсутствие ответа могло в дальнейшем породить многочисленные недоумения и соблазны.