Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

С течением лет старообрядцы сумели наладить свою жизнь и, несмотря на то, что были гонимы, – вполне преуспели экономически. По словам крупнейшего знатока старообрядчества А. П. Щапова, этому способствовали постоянная самососредоточенность, общность демократических действий и стремлений. Начиная с эпохи Петра Великого, старообрядцы получили возможность свободного гражданского существования, хотя по указу 1714 года их записали в двойной оклад (то есть заставили платить подати в двойном размере). Во второй половине XIX столетия А. П. Щапов констатировал, что «при большей свободе и обеспеченности труда, при большем развитии общинного кредита у раскольников и по другим причинам, почти везде в России лучшее и даже богатое гражданское состояние более замечается в старообрядческих общежительствах, чем в православных селениях. Это преимущественное сосредоточение у них богатства и материального благосостояния сильно склоняло и доныне склоняет православный народ к вступлению в их общину. Куда мы не взглянем, почти везде раскольники с полов [ины] XVIII века занимают лучшие места»[475].

Все это не могло не настораживать официальные государственные и церковные власти. От репрессий они были вынуждены переходить к тактике заигрывания. Необходимость найти взаимопонимание со старообрядцами прекрасно понимали еще в XVIII столетии. Попыткой решить больную проблему раскола можно считать и создание в Православной Церкви своеобразного старообрядческого ответвления – «единоверия». В 1800 г., по представлению митрополита Московского Платона (Левшина), император Павел I утвердил положение о единоверии, согласно которому присоединение старообрядцев к главенствующей Православной Церкви могло состояться на следующих основаниях: старые обряды сохранялись без изменения, вводилось лишь подчинение православному («никонианскому») епископу. Единоверцы получали от него священников и зависели от него в духовных и судебных делах. Таинства Православной Церкви единоверческие священники принимали в «действительной их силе», службу при этом вели по старопечатным книгам и по делам, не требовавшим следствия, производили разбирательство без участия консистории, только с епархиальным архиереем. Кроме того, единоверческие священники должны были избираться прихожанами, чего в главенствующей Церкви не было. В какой-то степени единоверие напоминало унию: сохраняя прежнюю форму, старообрядцы должны были полностью подчиняться Святейшему Синоду. Старые клятвы Собора 1667 г. с единоверцев были сняты. Подавляющее большинство старообрядцев, однако же, отказалось перейти в единоверие и мечта властей (и светских, и духовных) о постепенном воссоединении церковных «ветвей» не исполнилась.

Помимо единоверцев, составлявших меньшинство, среди старообрядцев были поповцы и беспоповцы. Первое из этих направлений – старейшее, включающее в себя всех старообрядцев, приемлющих священство. В XVII столетии было ясно, что проблема в священнослужительских кадрах – одна из самых сложных для противников патриарха Никона. Еще знаменитый протопоп Аввакум говорил своим последователям, что необходимо принимать «по нужде» клириков нового («никонианского») поставления, «аще он поп проклинает никониан и службу их и всею крепостию любит старину: по нужде настоящего ради времени да будет поп»[476].

Беспоповцы, наоборот, категорически отказывались принимать священников-«никониан», до середины XVIII столетия сохраняя некоторую надежду на обретение «истинного священства древлего поставления». Со временем эти надежды практически угасли, и свою религиозную, а также бытовую жизнь беспоповцы приучились строить без священников. По их общему убеждению, антихрист повсеместно истребил «жертву и жертвенники», а потому истинного священства на земле нет и быть не может, и лучше оставаться совсем без попов. Часто антихрист ассоциировался у беспоповцев с каким-либо историческим лицом (например, с Петром Великим). Из всех Таинств они сохранили только крещение и исповедь (а у некоторых беспоповских согласий – еще и брак).