Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

В декабре 1904 г. председатель Комитета министров получил прошение группы казанских старообрядцев, «приемлющих священство по рукоположению митрополита Амвросия». Первой, как и ранее, у них была просьба о признании наименования «старообрядец». Далее шли вопросы о собственности, о ремонте религиозных строений, о разрешении иметь свои школы по программе Министерства народного просвещения с пр авом преподавания Закона Божия, о браках старообрядцев и православных, об уравнении старообрядческого духовенства с духовенством других христианских вероисповеданий и предоставлении старообрядческим клирикам льгот по совершению духовных треб[513]. По большому счету, речь велась о создании полностью автономной от Православной Российской Церкви организационной структуры: созданный указом 12 декабря прецедент пытались максимально расширить.

По другому говорили представители беглопоповцев, также в тот период обращавшиеся со своими записками к СЮ. Витте. При том, что беглопоповцы, как и «австрийцы», желали получить гарантии свободы вероисповедания и выдвигали аналогичные требования, они все же подчеркивали, что «старообрядчество ничем в сущности не отличается от веро– и нравоучения господствующей Церкви и является поэтому организацией наиболее ей близкой и родственной. В силу этого, – писали беглопоповцы, – и отношения правящей духовной и светской власти к старообрядцам должны бы быть не карательными, а умиротворительными, и основываться не на преследованиях и гонениях, а на началах полной терпимости»[514].

Однако признание идентичности веро– и нравоучения как будто означало, что старообрядцы-беглопоповцы воспринимали себя сынами единой Православной Российской Церкви и независимого положения не добивались. Идея «умиротворения», разумеется, не могла вызывать противодействия официальных властей. Как представляется, дело было в том, что через призму этой идеи правительство и смотрело на будущее старообрядцев, не задумываясь, что старообрядцы-«австрийцы» под умиротворением могли понимать только окончательное разделение с главенствующей Церковью.

В течение января-марта 1905 г. Комитет Министров занимался вопросом о порядке выполнения шестого пункта указа 12 декабря 1904 г., стремясь решить проблему «умиротворения» старообрядцев. Так, 2 марта 1905 г. новый министр внутренних дел А. Г. Булыгин разослал губернаторам специальный циркуляр, в котором говорилось о разработке Комитетом министров шестого пункта указа. В этой связи министр требовал от местных властей не позднее чем через три месяца отменить меры, стеснявшие свободу исповедания, а также не основанные на законе административные распоряжения, «от каких бы начальств они не исходили». Булыгин сообщал, что из этих правил может быть лишь одно исключение: соображения государственного порядка. Но и тогда эти дискриминационные в отношении свободы вероисповедания меры необходимо было высочайше утвердить. Требовалось «принять действительные меры надзора к тому, чтобы никакими административными учреждениями и лицами впредь не устанавливалось каких-либо стеснений в области религии, законом не предусмотренных»[515].

Свой вариант «умиротворения» старообрядцев тогда же попытался реализовать и товарищ обер-прокурора Святейшего Синода В. К. Саблер, который вполне логично увязывал старообрядческий вопрос с изменениями в строе высшего церковного управления Православной Российской Церкви. Он полагал, что до созыва Собора нельзя признавать законным «австрийских» священников, следовательно, нельзя распечатывать алтари на Рогожском кладбище в Москве. При «нынешней свободе», считал Саблер, старообрядцы могли водворить в распечатанных алтарях Рогожского кладбища своего архиепископа Московского и всея Руси Иоанна (Картушина), присвоив ему титул патриарха. «Если это мероприятие, – писал Саблер 11 марта 1905 г. о возможности распечатания алтарей, – ныне может иметь такое значение, то с течением времени, при изменившихся обстоятельствах, особенно при более близком знакомстве старообрядцев с внутренним строем Православной Церкви, нежелательное ныне для нее окажется и для православных, и для старообрядцев вожделенным и желательным»[516].