В подробностях этот план был изложен в записке князя М. С. Путятина, поданной государю 10 марта. В записке резко характеризовались и СЮ. Витте, и митрополит Антоний, якобы сговорившиеся друг с другом, а оплотом православия в Комитете министров представлялся В. К. Саблер. Что же касается плана, то он виделся автору следующим. «После предварительного обсуждения вопроса сначала в Синоде, а потом со „староверческими старостами“, пригласить в Москву патриархов Константинопольского и Антиохийского, предшественники которых участвовали в наложении клятв на старообрядцев в 1667 году. Здесь, в Москве, „в торжественном собрании Синода и всего Освященного Собора“ снять проклятия и подписать „примирительный акт“ со старообрядцами (в другом месте уточняется, что снятие проклятий должно быть обоюдным). Затем оба патриарха и „нынешний митрополит“ рукополагают Иоанна Картушина во епископа, после чего все отправляются на Рогожское кладбище и совместно распечатывают алтари». Митрополит Антоний становился патриархом, а лавры всеобщего примирителя получил бы В. К. Саблер[517]
.Дальнейшая история этой проблемы была связана с попытками Святейшего Синода добиться разрешения государя на созыв Поместного Собора. 24 марта 1905 г. через князя Путятина Саблер напомнил Николаю II о желательности увязывания публикации указа Сенату о веротерпимости с высочайшим одобрением указа Синоду о Соборе, чтобы последний «появился не позднее указа Сенату о веротерпимости, а по возможности раньше его, так как тогда раскольнические
Более того, 17 апреля 1905 г. император рассмотрел и утвердил Особый журнал Особого совещания, в котором говорилось о необходимости шагов «к дальнейшему развитию законодательства о расколе в духе благожелательной терпимости, уместность которой является уже вполне выяснившеюся и не внушает сомнений». Журнал констатировал, что проявлявшаяся в течение двух веков нетерпимость к раскольникам со стороны светских и духовных властей способствовала их враждебному отношению к Православной Церкви, причем положение осложнялось постоянным обращением Церкви к светской власти за помощью. В журнале было указано, что охрана православия не должна идти путем насилия над религиозными убеждениями, и «ныне Церковь сама отказывается от насильственного воссоединения отпавших ее членов». Высказывалась надежда на неизбежное ослабление раскола «по мере развития народного просвещения и усиления нравственного воздействия на него православного духовенства»[520]
.Собственно говоря, политическая необходимость разрешения старообрядческого вопроса и вызвала к жизни высочайший указ, датированный тем же числом – 17 апреля 1905 г. Само название его звучало для «симфонического» государства почти революционно: «Об укреплении начал веротерпимости». Впрочем, и до 17 апреля власти сумели показать, что в отношении старообрядцев грядут большие перемены.
За день до официальной даты подписания указа, 16 апреля, Николай II отправил Московскому генерал-губернатору телеграмму, в которой повелевал распечатать алтари старообрядческих часовен и предоставить настоятелям совершать в них церковные службы. Отдавая распоряжение, император сказал несколько слов и о причине, побудившей его пойти на этот шаг, – он мечтал о воссоединении. «Да благословит и умудрит их [старообрядцев. –
Но на вопрос можно посмотреть и с другой стороны: заявленное в письме к К. П. Победоносцеву намерение созвать Собор, в том числе и для решения старообрядческого вопроса, получило, наконец, публичную огласку. Вера в возможность укрепить Церковь «искони известными своей преданностью престолу» старообрядцами в условиях разгоравшейся революции не выглядела слишком наивной: власть давно присматривалась к старообрядцам, читала их верноподданные петиции и рассматривала проблему раскола не с церковно-психологической, а сугубо с политической точки зрения. Внешняя религиозная «похожесть», первоначально оценивавшаяся отрицательно, в условиях наступления «весны» Святополк-Мирского и последовавшей за ней революции, оказалась дополнительным фактором