Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Дальнейшая работа съезда показала, что многие делегаты считали такую поддержку не только желательной и необходимой, но и естественной. Характерный пример – вопрос о смешанных браках православных с инославными. Съезд выразил желание, чтобы подобные браки были бы запрещены и допускались лишь в исключительных случаях. Такое пожелание встретило недоумение даже в среде церковных консерваторов. «Несомненно, есть каноны, строго запрещающие такие браки, – писал генерал Киреев. – Потому что инославные – еретики; но ведь и самое понятие ереси изменилось. Прежде еретики были люди, враждовавшие с православием, злоумышлявшие против него»[782]. Киреев полагал, что в начале XX столетия ни протестантские «толки», ни англиканство не могут быть отнесены к злоумышляющим против православия религиозным организациям.

Съезд рассмотрел вопрос и о секте иоаннитов, которую архиепископ Антоний считал весьма вредным хлыстовским лжеучением[783], а также многочисленные миссионерские вопросы, проблемы церковного учительства, ситуацию с отпадением православных в католицизм, пропаганду атеизма и социализма и ряд других. Съезд приветствовал ходатайство Святейшего Синода о восстановлении почитания св. Анны Кашинской (оно было возобновлено через год, летом 1909 г.). Однако, решая вопросы церковной жизни, делегаты часто вносили в дела веры политику. Они не желали даже говорить о возможности «оказательства» для какой-либо иной, кроме православной, конфессии. Миссионеры признали исполнение закона о свободе вероисповеданий умаляющим значение Церкви.

Непросто обстояли дела и с вопросом о созыве Собора. Понимая, что надежды на его успешное разрешение почти нет, архиепископ Антоний постарался найти компромисс, заявив на последнем заседании съезда, что до Собора должны произойти «существенные изменения в церковном строе», наступить полное успокоение в обществе и школе, организоваться приходская жизнь и быть восстановлено патриаршество. «Другими словами, – комментировал слова владыки СП. Мелыунов, – получается заколдованный круг: без церковного Собора не может быть церковного обновления, без последнего не может быть созван Собор. ‹…› Миссионеры требуют не только исключительных преимуществ для господствующей Церкви, но и передачи в ее ведение всех вероисповедных дел, а в результате запрещения свободы религиозной пропаганды, восстановления законов, карающих за отпадение от православия»[784].

Формально Мелгунов был прав – православные миссионеры желали восстановления для Православной Церкви прежних гарантий и преимуществ. Однако их голоса могли звучать тем громче, чем меньше шансов было созвать Поместный Собор и решить на нем многочисленные вопросы церковного реформирования. В самом деле: если государство, называющее себя православным, очевидно не желает созыва Собора, но, в то же время, не хочет отказываться и от «идеологических» услуг Церкви, то оно должно вернуться к прежней модели церковно-государственных отношений, то есть восстановить прежние правила «политической игры».

Не случайно, думается, и генерал Киреев считал IV миссионерский съезд одной из попыток обойти созыв Собора. «Решения съезда, – полагал он, – будут представлены в Синод, на этом дело и остановится! Но ведь вот останется грозный вопрос. Где возьмет Синод авторитет для того, чтобы доставить своим решениям необходимый среди христиан авторитет? Не будет авторитета [-] и решения Синода останутся без употребления!»[785]

Действительно, в Святейшем Синоде была организована специальная комиссия по проведению решений съезда в жизнь. Некоторые предложенные делегатами меры были осуществлены. Например, определением Святейшего Синода от 4–9 июня 1909 г. по представлению архиепископа Антония было решено ввести в семинарский курс нравственного богословия разбор и обличение социализма[786]. Определением от 26 марта – 4 апреля 1913 г. Святейший Синод учредил Издательский совет и положение о нем. (Решение о необходимости этого Совета также вынес IV миссионерский съезд). Также по ходатайству Киевского съезда в различных местностях страны прошли региональные миссионерские форумы: в июне 1910 г. – в Казани, в июле 1910 г. – в Иркутске (Сибирский съезд). В июле 1909 г. состоялся монашеский съезд, целью которого было содействие поднятию духовной жизни в монастырях.

Уже то, что решения зачастую принимались со значительным опозданием, свидетельствовало: практических последствий IV миссионерский съезд иметь не мог. К такому мнению склонялся и митрополит Евлогий, много лет спустя вспоминавший это событие. Владыка отмечал, что заметного подъема в деле миссионерства или радикальной реформы в его реорганизации съезд не дал. Но митрополит обратил внимание на другую, не менее важную сторону события: в Киеве состоялась встреча иерархов, «которые обычно жили совершенно обособленной жизнью, имели очень мало живого общения между собой. Ведь по Духовному регламенту архиерей мог оставить свою епархию и поехать к своему собрату, с разрешения Святейшего Синода, только на 8 дней»[787].