Русская церковная смута 1921-1931 гг.

Первое появилось в общей зарубежной прессе, а второе было напечатано в органе Карловацкого Синода. Митр. Антоний, пишущий охотно и по всякому поводу послания, которые обыкновенно печатаются на первых страницах, – на этот раз по вопросу, волновавшему зарубежье, выступил только с разъяснениями, помещенными на девятой странице № 13–14 «Ведомостей», под заголовком: «Не надо смущаться». Это разъяснение как бы представляет личное заявление митр. Антония, и притом по второстепенному вопросу. Однако содержание этого разъяснения весьма интересно. Митр. Антоний прямо заявляет, что «Послание Св. Патриарха Тихона ничего нового не представляет в отношении признания советской власти, так как все эти положения уже были изложены в патриаршем послании 1919 г. Исповеднический подвиг “даже до смерти” был бы обязателен только при одном условии, если бы от него (Патриарха) потребовали отречения от истин Христовой веры, а так как этого не было, то требовать от представителя церкви нарочитого стремления к мученичеству, и притом не только своей собственной личности, но и без малого почти всей православной России – незаконно». Далее митр. Антоний приводит ряд примеров, когда великие деятели церкви (Св. Патриарх Тарасий) поступали подобным образом. На этом мы, к сожалению, не можем останавливаться дольше, да основная точка зрения митр. Антония совершенно ясна из приведенной выдержки. Так или иначе, но митр. Антоний и митр. Евлогий в этот момент выполнили свой долг перед Русской Церковью. Так обстояло дело только в первый момент после получения послания Святейшего. Закулисно же, в секретном заседании, Карловацкий Синод обсуждал вопрос о возможности издания Патриархом указа, «роняющего достоинство зарубежной церкви, о чем у нас будет речь впереди».[24]

Карловацкое Церковное Управление довольно рано стало проектировать насаждение в неправославной Зап. Европе, удержанной митр. Евлогием в своем управлении, целого ряда викариатств. С момента расхождения митр. Евлогия с большинством Карловацкого Собора учреждение викариатств получает не только значение отвлеченной логической возможности для Карловацких руководителей, но и существенного средства для воздействия на митр. Евлогия, если он и в дальнейшем будет себя вести самостоятельно.

С церковно-правовой точки зрения учреждение викариатств в условиях временности всей церковной организации, созданной патриаршими указами 1921–1922 гг. на территории Зап. Европы, которая совсем не была в территориальном отношении епархией, было неправомерным: раз нет епархии, не может быть и викариатств. Митр. Евлогий, конечно, мог привлекать отдельных епископов в помощь себе к делам управления отдельными церквями и их объединениями с теми или иными полномочиями. Но от этого они не делались викариями, так как сам митр. Евлогий не занимал кафедры и из подведомственных ему церквей не было образовано в строгом смысле слова епархии.

Временность полномочий самого мит. Евлогия удерживала его от подобного «революционного» строительства, пока, наконец, под давлением Карловацких кругов он не решил учредить викариатство в Берлине, да еще с хиротонией архимандрита Тихона, настоятеля Берлинского прихода, во епископа Берлинского. Это последнее обстоятельство совершенно не соответствовало ни канонам, ни практике Русской Церкви. По постановлению Карловацкого Синода беззаконно было возводить архимандрита Тихона в сан епископа, так как это означало признать за этим Синодом власть, равную власти «начальствующего митрополита», т. е. такую, которая принадлежала Св. Патриарху Тихону, в это время уже находившемуся на свободе, управлявшему Русской Церковью, потребовавшему в свое управление Финляндскую и Польскую церкви и признавшему, что исключительные обстоятельства, в силу которых эти церкви временно перешли в управление Константинопольского Патриарха, миновали. В России в это время с величайшей пунктуальностью относились к архиерейским хиротониям, памятуя живоцерковные хиротонии, которые в первое время после ареста Патриарха Тихона совершались еще епископами, не отделенными от церкви никаким актом, но они совершались без «соизволения патриарха». Поэтому эти хиротонии и не были признаваемы за действительные: как рукоположенные помимо воли главы епископов, живоцерковники попадали под действие шестого правила 1 Вселенского Собора, а потому «не должны быть епископами». В последующее время эта точка зрения получает особенно ясное подтверждение в послании временного Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, арх. Серафима Углицкого.[25]