Читаем «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота полностью

Как только я поднялся на борт к графу, я нашел его на квартердеке наблюдающим за турками, которые вышли из форта и палили в стремительно отступавших русских, и некоторые из их пуль достигали графского корабля, с которого пробовали вернуть им их комплименты выстрелами шрапнелью. Бомбардирскому было приказано бросить несколько снарядов. Когда мы встали в темноте на якорь, я заметил, что корабли лежали слишком далеко от берега, что продлит погрузку, и сообщил об этом графу, который потребовал, чтобы я вернулся на борт и подвел корабли ближе к берегу. Но к тому времени, как я поднялся на борт, я увидел, что граф готовится к отходу, и большая часть войск уже была посажена.

Граф приказал зажечь большой турецкий каик, чтобы он не попал в руки турок, и это сделали, но на ветре каик дрейфовал к ним самим и был близко к бомбардирскому, что заставило графа поспешить с выходом из гавани в большом смущении. Поняв всю опасность сложившегося положения, я немедленно отправил все шлюпки, что мог, оттянуть фрегат от горящего судна, и этого времени было достаточно, чтобы спасти бомбардирский. Им обоим повезло, что горящее судно оказалось в этот момент примерно на два фута на мели. Прошло едва ли 2 минуты, как оно снова оказалось на плаву и доплыло до того места, где прежде стоял бомбадирский. Бомбардирский не мог выйти из гавани до того, как выйдет граф, и не мог отойти подальше, не создавая риска, что они вообще не смогут выйти из гавани, так как гавань была узкой и ветер недостаточным, с порывами. Короче говоря, только Провидение и помощь, с решимостью посланная мною, их и спасли. Но их невежественность помешала им понять опасность, в которую они могли попасть, до самого момента, пока эта опасность не наступила.

Как только граф вышел из гавани и собрался идти к Порто-Мудро, а бомбардирский [«Гром»] был в безопасности и тоже выходил, я дал сигнал сниматься, взял все корабли в свой конвой и сообщил все необходимые сигналы. До темноты мы почти добрались до рейда, ведущего к Порто-Мудро, но ветер весьма усилился и, хотя каждый корабль и меньшие суда подняли все паруса, сколько могли (у нас все до последнего матроса не могли бы лучше работать!), до места якорной стоянки сумели добраться только несколько маленьких судов, которые могли держаться близко к берегу. Наступала ночь, и я уменьшил паруса, а чтобы граф подошел к нам до ночи, я поставил три огня как главнокомандующий. Надеясь держаться на спокойной воде, мы подошли к подветренной стороне острова, и к рассвету оказалось, что нас снесло ближе к острову Эстрада, чем к Лемносу, и мы потеряли из вида все корабли, кроме «Ростислава», который был около лиги впереди от нас с подветренной стороны. Течение так быстро сносило нас под ветер, что нам пришлось совершить несколько маневров до того, как мы смогли обогнуть восточную оконечность Эстрады.

Как только мы ушли от острова, я понял, что мы напрасно пытаемся добраться до Лемноса и также оказались слишком далеко под ветром, чтобы добраться до острова Тассо. Гнилой корабль, офицеры и команды, доведенные до отчаяния, только четырехдневный запас хлеба и 750 человек на борту!

Я вынужден был просить помощи у моего греческого лоцмана, и он посоветовал мне остров Скирос как безопасную гавань, годную также, чтобы построить печи и испечь хлеб из оставшейся у нас муки. Соответственно, рассудив, мы отправились и меньше чем через два часа увидели остров и ожидали подойти до ночи, но в это время ветер переменился и сделался почти полный штиль; это заставило меня изменить мои намерения и еще раз попробовать добраться до Тассо или Лемноса, а так как течения зависели от силы ветров, мы вскоре обнаружили явно благоприятную для нас перемену, и [29 сентября/]9 октября мы вошли в гавань Порто-Мудро. Как только мы вошли в эту гавань, мы салютовали «Европе», флагманскому кораблю адмирала Спиридова, и прошли мимо кораблей всей его эскадры, которые стояли на одном якоре. Мы встали перед ними и сразу же бросили якорь там, где я намеревался поставить всю мою эскадру по прибытии кораблей. «Надежда» и все малые суда пришли раньше нас, но графа [Алексея Орлова] на фрегате «St. Paul» и корабля «Ростислав» [с графом Федором Орловым] все еще не было видно, только к ночи они появились на рейде. Едва мы бросили якорь, как увидели отряд неприятеля из 600–700 человек, марширующий вниз к берегу на противоположной стороне от места стоянки нашего флота и от городка Мудро.

Они преспокойно уселись, наблюдая за нами, и развлекались.

После такого бесстыдного оскорбления адмирал Спиридов приказал двум фелукам с несколькими полакрами бросить якорь у берега, чтобы помешать их отдыху, и когда в них стали стрелять, они ретировались за пределы досягаемости выстрела, а потом стали забавляться, сбегая вниз к берегу и выстреливая по одному разу в оба судна до тех пор, пока ночная темнота не положила конец их диверсии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги