Я получил письма от моего агента мистера Тулмина и его превосходительства Мусина-Пушкина относительно требований мистера Берда оплатить месячную сумму за отпущенные в обратный путь два транспорта «Граф Панин» и «Граф Орлов», что, как я полагал, было несправедливо. Я передал это дело графу Чернышеву, который пожелал, чтобы я написал письмо Мусину-Пушкину, а он это письмо отправит. Только он просил меня послать ему письмо открытым, чтобы он озаботился написать Постскриптум. [Граф сообщил также,] что я буду удовлетворен и не понесу никакого убытка по этому счету. Соответственно я написал следующее письмо:
Санкт-Петербург, 2[/13] июня 1771 г.
Сэр,
Господин Тулмин сообщил мне, что владелец двух транспортов «Граф Панин» и «Граф Орлов» потребовал месячной платы за каждое судно (больше, чем, я думаю, было бы справедливо заплатить). Сумма эта, по моим представлениям, образовалась из‐за их захода в противность приказам на Мальту, где без необходимости они оставались 30 дней и, покидая Мальту, не получили санитарных свидетельств. Обязательства, которые я имею перед императрицей, не допускают того, чтобы я согласился на оплату им времени, проведенного на Мальте. Если же они согласятся на вычет этого времени, у меня нет возражений, чтобы им заплатили, но под контролем и при апробации Вашего сиятельства. Если у мистера Тулмина не окажется достаточной наличности, чтобы заплатить им, не соизволит ли Ваше превосходительство принять решение по этой части, чтобы меня освободили от тех обязательств. Чтобы предотвратить судебные иски, я послал мистеру Тулмину копии данных им [транспортам] приказов, что является достаточным, чтобы показать, что у них [транспортных судов] не было никакого дела на Мальте754
. Его сиятельство граф Чернышев обещал заняться этим делом, написав Постскриптум Вашему превосходительству в этом письме и дав соответствующие распоряжения.Имею честь оставаться и проч.
Я начал ежедневно находить все более двуличным моего секретаря [Джонсона Ньюмана], который не отходил ни от меня, ни от моего стола. Негодуя на то, как со мной обошлись, и на неопределенность исхода этого дела, я часто не мог удерживаться от брани в адрес графа Чернышева, а этот негодяй постоянно передавал мои слова графу и при этом настойчиво советовал мне написать Повествование о моих делах, как сказал ему граф. Ньюман утверждал, что он только желает показать что-нибудь графу от моего имени и что никто не желает мне лучшего, чем граф. Я пообещал засесть за написание, а я мог писать только по памяти; мой секретарь казался довольным, потому что убедил меня сделать это. И вот я сел за написание и закончил его за неделю, дал ему прочитать и спросил, что он думает.
Он весьма одобрил написанное и спросил, когда я передам это графу, сообщив, что он все переведет, когда я передам графу этот документ.