Русская война: дилемма Кутузова-Сталина

Эту принципиальную несводимость Жизни-Войны фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова и унтер-офицера Сергея Яковлевича Богданчикова, генерала-от-инфантерии Михаила Богдановича Барклая-де-Толли и подпоручика артиллерии Гавриила Петровича Мешетича, корнета Иоганна Рейнгольда (Ивана Романовича) фон Дрейлинга и егеря-гренадёра Фёдора Алексеева, каждый из которых жил и воевал в своём пространстве-времени духа, чувства, строя души никому кроме него во всей полноте недоступного очень хорошо ощутил Л.Н.Толстой, вплоть до отрицания полностью Всеобщего в войне. Не будем спорить, эта сторона 1812 года его реальность и притяжение, физиономичность как его характерное свойство – подобно тому как 1941 год был потоком и его нельзя выразить омертвлением бетонных объёмов, как и вяловатыми перекатываниями Вечных Огней, наследием медленножующей Первой Мировой: пламя 1941 года было ревущее-тугое, мгновенно обращающее в пепел захваченные им судьбы, уносящее бесследно…

В то же время эта несказанная физиономичность 1812–1813 гг. была не всеобщим, а частно-особенным явлением даже на фоне всей эпохи вочеловеченных немашинизированных войн 17–19 веков – всмотритесь в её ближайших соседей: и войны 18 века от Северной до Русско-Турецких, и ближайшая за ней по значимости и последняя по совпадающим средствам борьбы Крымская имели более яркий характер слитности людей и событий вокруг некоего притягательного центра. В этом смысле «личная война» графа Л.Н.Толстого в 1854 году была только отражением его личной неприкаенности в общей войне генералов и офицеров, матросов и солдат – бар и мужиков, без суетливости и поз отдававших и принимавших свою долю свинца и железа; как частный случай неприкаенности всего слоя «бар в мужиках» и «мужиков в барах», который уже отчётливо складывался.

Индивидуализированность войны 1812 года, не частно-ущербная, общая, была небывало новая и неповторимо особенная, преходящая; охватившая не отдельных лиц – всех участников событий. Это состояние просто и точно выразил безымянный русский солдат из Записок Ф.Глинки: «Тогда никто не ссылался и не надеялся на других, и всякий сам себе говорил «Хоть все беги – Я буду стоять! Хоть все сдайся – Я умру а не сдамся!»» Они делали её каждый обще-посвоему, что знаменательно именно для 1812 года; хотя и в других войнах участники видят события по разному, как по разному видится поле боя из ячейки окопа, люка танка, кабины самолёта, или на штабной карте 1941 года – так по разному виделись одни и те же события в подзорную трубу поручику Дурново из штаба 1-й Западной Армии и беспощадному охотнику егерю-гренадёру Фёдору Алексееву за стволиной его штуцера; но чувство «Своей войны», Не «справедливой», Не «нашей» – «МОЕЙ» было только там.

Во 2-й Отечественной, «Великой» как общего этого явления не было, там более ощущалась поглощённость личности событиями. Собственно, оно уже типологическая принадлежность другой войны, «Гражданской», или её разновидности «Партизанской».

Проблески этого чувства начинают возникать в сентябре-октябре 1993 года, когда в Москве стали складываться элементы гражданского противостояния и крайне редко в ответ на вопрос корреспондентов, сновавших вокруг Белого Дома:

– Вы за кого? Ельцина? Хасбулатова? раздавалось

– Я за Себя!

Закономерны и результаты: Пожар-Погибель Москвы и Нашествия в 1812 году заметаемое битое стекло и худосочная плаксивость обиженных дядей в 1993-м.

В чисто военной атрибуции выразителем этого отношения к войне является полное отсутствие пленных, т. е. сдавшихся, а не захваченных в бессознательно – беспомощном состоянии, как принесённый к Наполеону с Батареи Раевского 20-кратно раненый генерал Лихачёв, по гибели своей дивизии пошедший с обнажённой грудью на французские штыки; или те раненые русские солдаты, что кусались и плевали во французских санитаров по концу Бородинского Побоища. Генерал Бономи, получивший 22 раны на той же Курганной Батарее и ради спасения жизни объявивший себя маршалом Мюратом окружившим его русским солдатом – пленный. Первый эпизод являет Личную Войну генерала Лихачёва с императором Наполеоном – Второй выражение воинской доблести и галльского остроумия солдата Франции.

В бесчисленных колоннах советских военнопленных 1941 года трудно было найти даже оцарапанных – шли сотни тысяч потерявшихся здоровых мужчин.