Русские аграрные праздники

Ряжение сопровождалось играми. Выше мы рассмотрели некоторые игры и увеселения, которые имели место на святках, но имелись и другие сроки. Теперь необходимо рассмотреть те игры, которые были типичны для святок и в другое время не проводились. Выше (глава I) уже была рассмотрена одна из таких игр – игра в похороны. Собственно святочные игры были почти исключительно достоянием холостой молодежи. Игры эти носили очень специфический характер. Маскирование способствовало различным вольностям. Изучение святочных игр показывает, что такой характер их некогда имел обрядовое значение, что неоднократно отмечалось собирателями и исследователями, но не всегда правильно понималось. Так, например, С. В. Максимов пишет: «Игрища в огромном большинстве случаев поражают наблюдателя грубостью нравов, так что отцы церкви не напрасно называли их „бесовскими“… Добрая половина игрищ сама по себе составляет остаток варварства, поражающий стороннего наблюдателя своим откровенным цинизмом» (Максимов, Нечистая сила, 297). Далее он дает описание некоторых игр, но прибавляет, что в описании их «мы должны были опустить наиболее циничные пассажи».

Слова «варварство» и «цинизм» выражают возмущение автора, но они ничего не объясняют. Изучение подобных игр показывает, что эротический характер их имел обрядовое значение. Это значение забыто, но соответствующие игрища оставались и производили впечатление какой-то особой распущенности, будто бы свойственной русской деревне. Такой взгляд ошибочен во всех отношениях. Подобные обряды и игры были известны во всей Европе, имели они место и в античности. Совершались они только по определенным праздникам. Б. Л. Богаевский в своей книге «Земледельческая религия Афин» устанавливает, что земля представлялась в сознании греков как женский организм: «Изменения, происходившие в земле, в результате которых земледелец получал урожай, он рассматривал как явление женского организма земли. Земледелец понимал урожай как рождение разрешившейся от бремени земли и видел в нем характерное и важное явление. Внимание греческого земледельца, как и земледельца любой страны, привлекали прежде всего производительные силы земли» (Богаевский, Земледельческая религия Афин, 19). Такое понимание ясно и в русском выражении «мать сыра земля». Выражение это понималось не метафорически, а буквально. Но материнство, роды являются не сами собой, а обуславливаются совершенно определенными действиями. Если нет стыда в материнстве, то нет стыда и в том, чем материнство обусловлено.

Мы уже видели, что плодовитость животных в шествии с козой пытались путем совершения обрядов, которым приписывалось заклинательное значение, передать земле. То же мышление приводит к представлению, что человеческая плодовитость и плодородие земли стоят в самой тесной связи. О том, как силу земли через посредство растений пытались использовать для рождаемости, мы говорили при рассмотрении некоторых масленичных и троичных обрядов. Но еще сильнее выражена обратная связь: человеческая плодовитость и все, что с ней связано, стимулирует силы земли и заставит ее дать урожай. Если прибавить к этому то, что говорилось выше о смехе, мы получаем объяснение, почему соответствующие игры или непристойные выходки сопровождались безудержным смехом, производились в периоды земледельческого календаря, когда земля после зимнего сна вновь пробуждалась к жизни.

В этой связи можно вновь напомнить о мифе о Деметре и Персефоне. Когда богиня земледелия Деметра погружается в траур из-за потери дочери, похищенной Аидом, ее рабыня Баубо смешит ее, совершая акт заголения. Богиня смеется, и земля вновь расцветает. Такое же значение, как жест, при котором внимание обращается на то, что обычно скрыто, имело пение непристойных песен, шутки и сквернословие. По этому поводу Б. Л. Богаевский пишет: «Для того чтобы придать земле необходимое плодородие и отогнать от нее злые влияния, греческие земледельцы пользовались земледельческим сквернословием и прибегали к помощи земледельческого заголения и обнажения» (там же, 57).

К такому же выводу приходят и другие исследователи, изучающие европейские материалы. «Несправедливо было бы, – говорит Д. Фрэзер, – и неправильно рассматривать эти оргии как простой разгул разнузданной страсти». Подобные действия считали «существенно важными для плодородия земли и благополучия человека» (Фрэзер, Золотая ветвь, I, 163). «Люди, совершавшие эти церемонии, не делали в своем сознании разделения между растениями и животными. Напротив, они обычно верили, что связь между животной и растительной жизнью еще более тесна, чем это есть на самом деле. Вот почему они сочетали часто инсценировку возрождения растений с соединением, реальным или мимическим, двух полов, призванным оказать благотворное влияние на размножение плодов, скота и людей» (там же, III, 39).