Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Евангелики тоже считали, что революция призывала к переосмыслению ценностей и убеждений, но они надеялись, что именно им, а не большевикам удастся от этого выиграть. Во время Гражданской войны среди баптистов преобладали оптимистические настроения по поводу перспектив движения. Примерно в то же время, когда Красиков писал о духовной жажде трудящихся, евангельские христиане проводили большие общественные собрания в кинотеатре «Уран» и в Московском городском народном университете им. А. Л. Шанявского параллельно с работой всероссийского съезда. Статья в журнале евангельских христиан отражает атмосферу состязательности, в которой проходило любое обсуждение религиозных идей: «Огромные залы были переполнены народом. Были кающиеся, были возражатели, и во всем Господь проявлял Свою силу» [7-й Всероссийский съезд 1920: 8][151]. Один из авторов петроградского баптистского журнала «Источник из камня» в конце 1920 г. писал, что, хотя революция первоначально охладила духовный пыл, когда «буря революции пронеслась», у людей открылись глаза на призывы Христа следовать за ним. Если партия говорила, что спасутся лишь трудящиеся классы, то аудиторией баптистов были «не только избранные, именно все труждающиеся и обремененные, все без различия, без всякого преимущества одного перед другим» [Григорьев 1920: 2]. Евангелики порой явно преувеличивают свои успехи по обращению людей в первые годы советской власти: на ежегодном съезде в 1921 г. одно лишь сибирское отделение Союза баптистов похвасталось, что в нем уже полмиллиона членов и что одна община крестила по три тысячи людей в день! [Баптист 1921а: 42].

Хотя такие темпы роста действительно преувеличены, несомненно, что посреди тревог Гражданской войны идеи евангеликов находили себе благодатную почву. Открывались новые «нивы» для проповеди: солдаты, возвращавшиеся с фронтов Первой мировой, мобилизуемые в Красную армию и дезертиры, просто люди, бегущие в деревню из голодающих городов [Koenker 1989][152]. Уже в 1919 г. баптистский журнал русских эмигрантов в Филадельфии писал, что солдаты, возвращающиеся домой, – «чудный способ распространения благой вести» [Друг, № 2 (февраль 1919): 15]. В журналах евангеликов в 1920-е годы неизменно присутствует фигура солдата, который вернулся со службы и основал общину. Например, в большом селе Новопавловское под Мелитополем несколько бывших солдат принесли с собой баптистскую веру; к 1928 г. в селе была община, насчитывавшая свыше ста членов, со своим хором и молитвенным домом [АШ 1928: 50]. Война искалечила их жизни, но религия – православная или евангелическая – помогала некоторым людям найти смысл в своем существовании [И. И. 1919: 4; Баптист 19216: 46; Друг, № 2 (февраль 1919): 15; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 80, п. 3, л. 21–22; п. 5, л. 2–7 об.].

Рост евангелического движения продолжался и в первое десятилетие советского режима. Сложно сказать, сколько появилось новых членов, поскольку существуют очень различные оценки численности общин. Отчасти это вызвано соперничеством между двумя направлениями евангелического движения; отчасти – стремлением евангеликов произвести впечатление на советское правительство и на баптистов за рубежом, см. [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 45, л. 2 об.]. Только в 1926 г. различные официальные заявления баптистского руководства говорили о том, что в баптистских организациях состоит 400 000, миллион или 500 000 верующих, а число общин оценивалось в 6500 [Иванов-Клышников 1926: 15; Тимо 1926а: 12; Одинцов 1927: 21]. Украинский съезд баптистов в Харькове 1925 г. издал резолюцию, в которой говорилось о росте в 15 % каждый год, хотя никаких конкретных цифр не давалось [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 34, п. 3, л. 7].