Наконец, кампании евангелизации стали главным средством донесения планов центральных организаций до верующих на местах. В репортаже о «месяце евангелизации», проведенном баптистами в апреле 1921 г. его успех описывался как пройденное «пробным камнем организованной работы Союза баптистов». Местные группы сообщали о том, как у них собирались специальные встречи в молитвенных домах, на улицах, в соседних деревнях, в тюрьмах и в госпиталях; в одной деревне верующие прошли шествием по всем улицам, проповедуя на каждом перекрестке [Месяц всероссийской евангелизации 1921: 49]. В этой организационной работе зачастую бросался в глаза советский стиль с его кричащей агитацией и военной метафорикой. В письме одного из баптистских вожаков кампания 1921 г. описывалась как «борьба, разоблачающая суеверие и лжехристианство, – которые являются более страшным орудием тьмы, чем неверие» [Слово истины, № 5–6 (1921): 43]. Молодежь выступала «авангардом» крестового похода. Чтобы их поддержать, вожди предлагали свой гимн для евангельского фронта и целый набор лозунгов наподобие такого: «Без возрождения личности не может быть новой жизни» [О двухнедельнике 1921: 43]. С годами язык агитации сделался мягче, возможно, потому что уже не воспринимался как нечто новое, а руководство деноминаций стало опасаться правительства [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 45, п. 9, л. 1–3]; см. также [АВК 1925: 50–51; Моторин 1928: 49]. Но тем не менее до конца 1920-х годов кампании продолжали оставаться средством оживления жизни местных общин, способствовали их расширению и укрепляли в верующих чувство принадлежности к единому большому делу.
Наряду с развитием Союза баптистов и Союза евангельских христиан в первые годы советской власти местные общины также создавали собственные организации и расширяли свою миссионерскую сеть. Руководители общин подчеркивали, что важно отвести каждому члену общины особую роль в жизни коллектива [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 34, п. 3, л. 14]. В эти годы множились молодежные и женские кружки, хоры и музыкальные ансамбли, благотворительные и миссионерские объединения, устраивались различные торжества и прочие массовые мероприятия. Хотя все это можно было наблюдать и прежде, именно в 1920-е годы деятельность местных общин обрела небывалый размах.
Одним из новшеств 1920-х годов, которое стало особенно популярным, оказался «праздник жатвы», который каждая община организовывала осенью. Центральные органы только поощряли эту инициативу. Члены общин не жалели усилий, чтобы украсить свой молитвенный зал дарами урожая. Духовные функции праздника были неразрывно связаны с развлекательными, см., например, [Христианин, № 12 (декабрь 1925): 60]. В праздник жатвы 1925 г. члены общины в станице Никольская на Кавказе и их гости из соседних общин заполнили молитвенный дом на пятьсот человек. После службы в молитвенном доме были спешно поставлены столы и, пока 350 человек пили чай, выступал хор и выступали проповедники. Во время праздника была собрана изрядная сумма пожертвований [Тимо 19266: 29]. Подобные мероприятия проходили не только в сельской местности, но и в городах: предполагалось, что праздник знаменует не только урожай плодов земли, но и миссионерских усилий. Во Владивостоке в 1925 г. праздник жатвы знаменовал окончание четырехлетнего курса, который был призван, точь-в-точь как советские образовательные инициативы, «ликвидировать безграмотность среди членов местной общины». На этом празднике перед всей общиной вслух читали женщины, которые пару месяцев назад были неграмотны [Сообщения с мест 1925]. Такие праздники позволяли общине продемонстрировать духовные, материальные и образовательные преимущества обращения в евангелизм. Несомненно, праздник возник в пику традиционному православному Покрову и новому советскому празднику урожая, введенному в 1923 г. [Husband 2000: 91].
Подобные праздники только выигрывали оттого, что евангелики были большими поклонниками инструментальной музыки как части богослужения. В 1920-е годы при многих церквях действовали постоянные хоры, балалаечные и другие музыкальные ансамбли; с одной стороны, они участвовали в молитвенных собраниях, с другой – служили привлечению потенциальных обращенных. К примеру, теплым летним вечером в Благовещенске духовный оркестр баптистской общины выступал в городском парке, примыкавшем к молитвенному дому, исполняя гимны. Хотя выступление адресовалось в первую очередь членам общины, слышать его могли все горожане, вышедшие на прогулку [Винс 1997: 20]. В большинстве номеров «Баптиста», «Баптиста Украины» и «Христианина» публиковались новые гимны с музыкой.