Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Хотя темы целомудренной жизни и власти над собственной судьбой были важны, обращенные в первую очередь говорили о религиозном преимуществе баптизма: именно в баптизме они нашли разрешение своим тревогам о спасении[66]. Попытки жить правильно своими собственными усилиями без Божьей помощи оказывались обречены. Идеальное сообщество было бы бессмысленным – и не могло бы существовать – без общего опыта обращения. Именно повторение рассказов о своем обращении отдельными его членами укрепляло его основы и вместе с тем способствовало привлечению новых обращенных.

Отсылки к раннему христианству и акцент на социальных добродетелях новой веры были средствами легитимировать эту веру перед лицом традиционных ценностей русского общества и новых общественных веяний. Простота и мученичество импонировали обществу, отчужденному от своего государства и исполненному страдания. Целомудренная жизнь, простота в обхождении и в речи, всеобщее право проповеди делали баптизм естественным продолжением устремлений русского общества и обещали этому обществу путь исполнения его запросов. Баптисты разделяли с российским обществом жажду перемен, но отвергали исключительно политическое решение. Хотя потенциальные обращенные могли заигрывать с политической революцией, обратившись, они твердо понимали, что лишь спасение в духе дает надежный фундамент того социального равенства, к которому они стремились. Новое сообщество давало возможность для самообразования, давало каждому право публичного голоса – право проповедовать и интерпретировать собственный духовный опыт и, что наиболее важно, давало убежденность в спасении через покаяние и обращение к Богу. И согласно русским баптистам, именно этого и хотели простые россияне: Баптистская церковь была тем сообществом истинной веры, которое способно было бы удовлетворить их духовным запросам.

Это духовное и социальное сообщество привлекало к себе одних потенциальных членов, но отталкивало других. Уже высказывалось мнение о том, что «строгие церкви» сильны именно тем, что они дают четкую структуру, выдвигая «требования полной лояльности, неколебимой веры и ригидной приверженности к определенному образу жизни» [lannaccone 1994: 1181]. Хотя эта черта хорошо заметна в духовных мемуарах русских баптистов, строгость также полагала определенные границы возможному распространению религии. К тому же уверенность баптистов, что только они нашли правильный путь к спасению, их культурная диссоциация и разрыв семейных связей, сопровождавший обращение, во многом объясняет, почему баптизм в России так и не получил широкого распространения.

За исключением многих рассказов об обращении, напечатанных в баптистском молодежном журнале «Друг молодежи», подобные тексты, написанные женщинами, относительно редки. Возможно, это отражает более низкий уровень грамотности среди женщин и то обстоятельство, что некоторые церкви не одобряли женскую проповедь. Возможно также по этим причинам женщины составляли меньшинство в библейских школах, заявки на обучение в которых служат богатым источником личных историй. При этом одна кандидатка на библейские курсы упоминает, что ее привлекло к баптистам именно любопытство по поводу женской проповеди в церкви! [Кудлаева 1912: 76; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 320, л. 205 об.]. Существующие рассказы об обращении женщин многое разделяют с нарративами мужчин, в том числе мотивы раннего православного благочестия, поисков спасения, гонения и социального отчуждения. Однако мотив трудовой миграции – обычная тема для мужчин – встречается редко. Одна православная кормилица впервые задала себе вопрос о религии под влиянием отца женщины, которая ее наняла, бывшего молоканином; она впоследствии привела его самого к баптистам и заключает свой рассказ восхвалением социального эгалитаризма истинной веры [Дамарь II 1912: 33]. Женщины, которые брались за перо, чаще были образованнее, чем мужчины – к примеру, несколько автобиографий принадлежат учительницам, в духовной жизни которых большую роль сыграли переезды по службе и опыт преподавания [Минаева 1913: 91–94, 103–105; М-на 1914: 34]. Как эти учительницы, женщины, написавшие свидетельства об обращении, обычно были незамужними или вдовами.

Духовные автобиографии баптистов 1905–1928 годов показывают одну из граней быстрой социокультурной трансформации этого периода, раскрывая, как простые люди искали ответы на вопросы, перед которыми их поставила эпоха. Авторы рассматривали свои обращения как уникальные действия Божества в человеческой жизни. Они бы никогда не стали рассматривать их в какой-либо степени как «стереотипные» события и никогда не согласились бы, что на них влияли социальные факторы[67]. Однако эти духовные хроники демонстрируют силу религиозных идей и религиозного опыта при формировании новых представлений об индивиде и сообществе, которые складывались в России в начале XX в.