Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Хотя официальная характеристика штундистов как «особо вредной секты» больше не могла считаться имеющей юридические последствия после декларации веротерпимости 1905 г., в правительственных и церковных кругах по-прежнему с тревогой говорили о быстром росте числа баптистов. Бурная деятельность баптистов, казалось, угрожала не только национальной идентичности Русского государства, но также самой идее общественного устройства и власти, которую воплощали институты империи. Наибольшее внимание привлекала общественная самоорганизация баптистов. Революция 1905 г. поставила вопрос о том, каково отношение между институтами самодержавия и населением России. Противники баптистов от Церкви и власти и сочувствующие баптистам представители интеллигенции, обсуждая баптистский вопрос, поднимали более широкие темы зарождения гражданского общества и тех угроз, которые оно несет традиционному устройству жизни. Если левые и либералы приветствовали баптистскую деятельность как симптом новой жизни, то чиновников Министерства внутренних дел эта деятельность побуждала задуматься о новых правах и ролях граждан в государстве после революции. В то же самое время Православная церковь пыталась по-новому определить роль мирян в церковной жизни, и в дискуссиях на эту тему неизбежно всплывала тема баптистского устройства Церкви.

Организационный баптистский «штурм» после 1905 г., о котором писал Василий Иванов, шел на фоне растущей враждебности к баптистам со стороны государства, возрождения православной антисектантской миссии и актов религиозно мотивированного насилия. Баптисты не вписывались в традиционные общественные, религиозные и политические отношения. Реакции властей, государственной Церкви, простых селян и образованного общества на деятельность баптистов демонстрируют сложные процессы адаптации к идеям, провозглашенным в 1905 г. К 1908–1909 годам миссионерская и организационная работа первых постреволюционных лет принесла свои плоды: появлялись новые общины, расширялась евангелическая пресса, формировались новые объединения молодежи, воскресные школы и прочие институты. Вместе с тем в стране наступила эпоха реакции после того, как была распущена радикальная II Дума и 3 июля 1907 г. был введен новый, более ограниченный избирательный закон. Почти одновременно с этим правительство обрушилось на профсоюзы, стремясь их уничтожить, что должно было послужить предупреждением для других общественных организаций [Hosking 1973: 41–45; Bonnell 1983: 303–304, 319]. Тем не менее октябристское руководство консервативной III Думы официально заявляло о своей приверженности принципу веротерпимости, провозглашенному Октябрьским манифестом 1905 г., а потому права религиозных меньшинств по-прежнему могли свободно обсуждаться, по крайней мере, до того, как новые законопроекты по реформе избирательного права, предложенные Думой, не были отклонены в 1909 и 1910 годах. В этот период государственная Церковь также собралась с силами и вернулась к консервативной платформе: в 1908 г. были проведены первые систематические меры противодействия религиозным вызовам православию, брошенным после 1905 г.; тогда же в коридорах власти в Петербурге голос Святейшего Синода в защиту традиционных привилегий православной веры обрел свое прежнее влияние.

Публицисты справа и слева обращались к баптистской теме, чтобы, отслеживая успехи и проблемы баптистов, давать характеристику положению дел в политической и культурной жизни страны. В то же самое время на селе ширились массовые нападения на баптистов. Крестьяне видели в новообращенных евангеликах угрозу традиционному семейному укладу, обычным общественным, политическим отношениям, привычной религиозной жизни. Эксперименты баптистов по созданию религиозных сообществ нового вида подогревали интерес к вопросам о том, чего на самом деле хочет «русский народ», о том, насколько русские готовы принять модель плюралистского общества после Революции 1905 г., и о том, какие политические и социальные последствия будет иметь изменение религиозного ландшафта.

Позиция и политика государства

Делами сектантов занималось несколько правительственных учреждений. В первую очередь ответственность за них лежала на Министерстве внутренних дел. Первоначально внутри министерства их рассматривали в Департаменте общих дел. В 1909 г. дела о сектантах и старообрядцах были переданы в Департамент духовных дел иностранных исповеданий [РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 73]. Также такие дела касались Департамента полиции (еще одно отделение МВД), а апелляции по решениям местных судов рассматривало Министерство юстиции и Сенат. Святейший Синод был одновременно церковным и государственным органом. Наконец, Дума, и в особенности вероисповедная комиссия Думы, рассматривала представляемые ей со стороны МВД законопроекты, касающиеся религиозных диссидентов, и вносила в эти законопроекты поправки.