Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

«Оставаясь русским и православным, берегись немецкой штунды!» Такими словами завершался текст листовки 1912 г. против обращения в баптизм. Здесь эксплуатировалась старая тема чуждости и губительности евангелического протестантизма для русской души [Гринякин 1912: 8]. Подобные представления были не просто общим местом пропаганды – они лежали в основе государственной политики. В ежегодном отчете за 1910 г. генерал-губернатора Степного края (управлявшего территорией значительной части Западной Сибири и нынешнего Казахстана) уделялось много внимания распространению баптизма среди русских поселенцев. Он полагал, что подобные обращения представляли угрозу государственным интересам, утверждая, что, «пока русский мужик не утратил православия, до тех пор сильна и могуча Россия, а с утратой его вкоренится тот опасный космополитизм, который так энергично сеют враги нашей родины». Царь Николай II, без сомнения, остался под впечатлением от этих рассуждений, поскольку написал на полях отчета: «ужас берет при чтении главы отчета о сектантстве» и «нужно во всеоружии бороться с этим опасным злом». Министр внутренних дел после этого приказал составить общий отчет о положении дел, вывод которого действительно гласил, что, отвергая православие, это существенное «выражение русской народности», новообращенный баптист «постепенно отчуждается от всего русского». Утверждалось, что новоиспеченный баптист «утрачивает даже чистую природную русскую речь, примешивая к ней какой-то чуждый, специфически присущий сектантам, отдающий немецким произношением акцент»! [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 289, л. 5, 8, 38]. Обращение русских в баптистскую веру разрушало неколебимость основных представлений об отношении Православной Церкви и государства, об отношении православия и русской народности. Для Церкви, государства и, вероятно, большинства русских быть русским значило быть православным. До 1905 г. правительство в своей политике по отношению к евангелическому христианству руководствовалось знаменитым высказыванием могущественного обер-прокурора Святейшего Синода Константина Победоносцева: «Русских баптистов нет и быть не должно» [Byrnes 1968: 182]. Однако, когда в революционный год был принят Указ о веротерпимости, государство формально признало, что русские баптисты и прочие религиозные меньшинства были фактом русской жизни. Оставался открытым вопрос, есть ли им место в русском обществе. Новообращенные сталкивались с неприятием своей веры не только на селе. Их противники от Церкви и государства оперировали понятиями подлинной русской народности, чтобы заклеймить их как культурных и политических изгоев. Евангелики отвечали им, прибегая к образности и языку русского национального мифа и мессианской роли России, стремясь отстоять свое законное место внутри Русского государства и призывая к принятию новых критериев русской народности, в число которых не входила принадлежность к православию. Попытки русских баптистов представить свою веру русской верой и нарисовать картину русской Реформации – яркий пример процесса принятия и переделки западных идей, который проходил во всех областях народной жизни в эпоху стремительных перемен в поздней Российской империи. Здесь становится видно, что сама идея «русскости» могла восприниматься очень по-разному и являлась предметом горячих дискуссий в обществе.

Пролагая русский путь: евангелические христиане о собственном движении

С самого начала русского евангелического движения двумя центральными вопросами, на которые приходилось искать ответ его участникам, были вопрос о последствиях их духовного выбора для собственной национальной идентичности и вопрос о культурной легитимности самого этого выбора. Не только внешнее давление, но также усвоенные идеи о русскости и ассоциировавшихся с нею религиозных практиках делали эти вопросы крайне острыми для новообращенных. По мере складывания евангелической деноминации в конце XIX в. вырабатывалось определенное отношение к иностранному наследию новой веры. Все это происходило в особой общественной атмосфере: всюду говорили о проникновении западных идей в Россию и о том, насколько они полезны или опасны для страны. Баптисты скоро сами стали предметом подобных обсуждений. Обе стороны этой широкой дискуссии считали, что русская народность представляет собой некое сущностное единство и обладает неизменными качествами, которые можно определить и описать. Спор шел лишь о том, что это были за качества.