Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Трудно оценить, какую роль православные священники и миссионеры в самом деле сыграли в пробуждении на селе фобии, направленной против религиозных диссидентов. Как правило, священники признавали наличие конфронтации, но обычно отрицали, что сами в ней участвуют, а иногда отрицали и сами факты преследования и насилия, например, [РГИА, ф. 1284, оп. 185 (1907), д. 39, л. 151–152 об.]. Так же, как не всегда понятно, какие именно слова баптистов оскорбляли их православных собеседников, не всегда очевидно, что именно священник спровоцировал нападение на сектантов своей проповедью, в которой он мог просто говорить о богословских заблуждениях баптистов, но открыто не призывать ни к каким действиям. В конце концов, на православных священниках лежала обязанность предостерегать свою паству от взглядов, которые Церковь считала еретическими. Церковное расследование случая в Гуровцах заключило, что местный священник был энергичным молодым пастырем, который возродил прежде находившуюся в упадке приходскую жизнь. Как многие приходские священники, в особенности после 1905 г., он потратил много энергии, противодействуя распространению баптизма в своей общине, организуя публичные диспуты с сектантами в приходской школе и устраивая особые миссионерские вечера[88]. Многие семьи на селе ценили работу священников и миссионеров, всецело доверяясь им, когда дочь или сын покидали православие[89].

Несомненно, баптистские обвинения духовенства в том, что преследования со стороны соседей были спровоцированы им, находили живой отклик среди многих представителей либеральной и левой интеллигенции. Как заметил Стивен П. Франк, городская пресса охотно освещала случаи нападений на сектантов, чтобы показать отсталость деревни [Frank 1987: 257, 264][90]. К тому же подобные случаи подтверждали представление о том, что духовенство несет в деревню самые ретроградные явления, связанные с государственной властью. Баптисты знали об этом и использовали позицию прессы в свою пользу. Они лично обращались к литераторам и журналистам, которые стремились отстаивать свободу вероисповедания, сообщая им о своих проблемах. Они также публиковали отчеты о всех случаях религиозных притеснений в собственной прессе, и подобные материалы впоследствии становились источником уже для светской прессы[91]. Сохранилось множество описаний религиозного противостояния, и не возникает сомнения, что религиозный конфликт был действительно масштабным явлением, хотя не всегда можно установить детали конкретных случаев столкновения. Однако рассказы об этих случаях способствовали укреплению общей идентичности евангельских христиан – они все вместе чувствовали себя жертвами неправедного гонения и черпали силу из сравнения себя с первыми христианами, см., например, [Гонения нашего времени 1909; Д. И. М. 1908: 23; Белоусов 1910: 347–348].

Несколько наблюдателей отмечали, что евангелики подвергаются куда более частым нападениям и они носят куда более жестокий характер, чем в случае с другими религиозными диссидентами. В 1908 и 1909 годах два видных обозревателя религиозной жизни диссидентов Сергей Мельгунов и Алексей Пругавин независимо друг от друга заявили о прямой взаимосвязи учащения нападений на баптистов и политической реакции, восторжествовавшей после 1907 г. Мельгунов предостерегал своих читателей в 1908 г.: «Растет реакция, а вместе с тем в газетах учащаются сообщения о преследованиях сектантов и, между прочим, о неразрешении им в ряде мест устройства молитвенных собраний» [Мельгунов 1909: 107]. Пругавин связал этот феномен с возвращением старых недугов сельской жизни: «Нападения на баптистов и штундистов и случаи жестокого избиения их все более учащаются. В большинстве случаев эти избиения происходят, как и в прежнее время, при благосклонном содействии и иногда и при участии представителей сельской власти, полиции и даже духовенства; последнему нередко принадлежит инициатива» [Пругавин 1909: 174–175].

Подобные обвинения в адрес священников и полиции были необходимы, отчасти чтобы защитить либерально-народническую веру в демократический потенциал простого народа. Пример подобной идеализации народа – статья в либеральной газете «Речь», где сообщалось о случае издевательств толпы над местными баптистами, которые пытались провести крещение; автор заключил, что эта «картина полного погрома» должна была иметь своих подстрекателей, поскольку