Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Баптисты, пострадавшие от царизма, разделяли надежду, свойственную в те дни многим, – надежду, что война сгладит прежние общественные конфликты и наконец объединит всех россиян ради защиты страны. «При первых кликах военной брани наши братья-сектанты встрепенулись вместе со всем русским народом, – писал в “Баптисте” Василий Иванов, – разница в вероучении перестала отделять от нас великую русскую семью» [ВВИ 1914: 18]. Фетлер в Петрограде тоже продолжал следовать стратегии демонстративного патриотизма. Когда в июле 1914 г. назревала война, Фетлер с группой членов своей церкви пошел на демонстрацию у Зимнего дворца. Позже, 1 сентября, петроградские и московские баптисты выступили с обращением к единоверцам по всей стране, где призывали их молиться за царя и царскую семью, а также просить у Бога благословить Россию во время войны. На места была разослано верноподданническое письмо, которое предлагалось подписать местным общинам для того, чтобы потом в Петербурге местные баптисты передали эти письма со всей России царю, показывая преданность евангелических христиан существующему строю. Согласно А. И. Клибанову, это письмо было подписано 130 общинами евангельских христиан [Клибанов 1965: 272][109]. Подобные изъявления лояльности вполне могли быть искренними, но, несомненно, они также имели в виду цель защитить евангеликов от возможных вопросов об их верности России.

Вожди евангелического движения надеялись, что война принесет России национальное обновление. Незадолго после начала боев автор передовицы в прохановской «Утренней звезде» восхищался единством политических и национальных фракций в Думе и утверждал, что война «должна упрочить у нас в России идею народного представительства» [Война и народное представительство 1914]. В свою очередь, Иванов в «Баптисте» выражал надежду, что война наконец объединит русское общество и теперь там по праву найдется место русским баптистам:

Мы всегда были верными сынами великой России, верными подданными Государей своих и добрыми работниками на благо общества и государства. Наша скорбь, однако, заключается в том, что до сих пор нас искусственно выделяли из родной нам русской семьи, подвергали преследованиям, ограничивая в правах… Будем надеяться, что война, которая ныне потрясла Европу и коснулась своей кровавой рукой России, пронесется над нашей родиной не опустошительным ураганом, а освежающей грозой, после которой наступит мир, и тишина, и свобода для духовного преуспеяния нашего отечества [ВВИ 1914: 18].

Другие группы, притесняемые прежде, выражали такие же надежды. Например, осенью 1914 г. епископ староверов Михаил призвал прекратить распри на религиозной почве перед лицом общей опасности [Епископ Михаил 1914].

Невозможно с точностью сказать, сколько молодых баптистов служило в русской армии в Первую мировую войну. Можно предположить, впрочем, что в целом пропорционально размеру религиозной общины доля призванных баптистов была такой же, как и доля православных. Семен Клоков, возглавивший петроградскую баптистскую общину во время войны, писал в прошении властям, поданном в мае 1916 г.: «Значительная часть наших членов мужского пола находится на военной службе и несет все повинности одинаково с православными» [РГБ ОР, ф. 435, к. 96, д. 20, л. 5]. Один редактор «Друга молодежи» отправился на фронт в сентябре 1914 г.; другой, сменивший его, – в сентябре 1916 г. [От редакции 1915: 2; Голяев 1916: 90]. В «Утренней звезде» печатали письма верующих, записавшихся в добровольцы, и сообщали имена погибших.