Не одни баптисты считали войну возможным поворотным моментом для России. Война пробудила у церковного начальства стремление защищать русское православие. В синодальном указе от 5 августа 1914 г. церковные власти напоминали епархиальным миссионерам, что их вклад в общее дело должен заключаться в том, чтобы сохранять приверженность к государственной Церкви среди солдат многонациональной и многоконфессиональной страны [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2680, л. 370 об.]. Церковное начальство всегда увязывало приверженность православию с политической благонадежностью, но теперь у него появился новый козырь. Как написал в ежегодном отчете за 1915 г. епископ Херсонский, война оказалась «пробным камнем» для всех рационалистических сект с их протестантизмом, заимствованным у немцев, а также антимилитаристскими и оппозиционными взглядами [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2743, л. 360 об.]. Провалив это испытание, согласно епископу, баптисты, пашковцы и адвентисты, которые, как сообщали, отказывались молиться за победу, противились православному миссионерству и проявляли опасные тенденции к пацифизму, в общем, оказались предателями [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2743, л. 38].
Архиерей Иоанн Восторгов находился в авангарде атаки на евангеликов, обвиняя их в предательстве в своей получившей широкую известность речи «Вражеский духовный авангард: “немецкая вера”», которую он прочитал 14 октября перед московским миссионерским Братством Воскресения Христова. Восторгов начал риторическим вопросом: смогут ли русские баптисты или адвентисты проникнуться достаточно высоким уровнем ненависти к жестокости и насилию, которую несут с собой немцы? «Могут ли они, – продолжал он, – искренно сознать и указать, что немцы потому именно оказались столь жестоки, что они, как протестанты, – только по видимости христиане?» По его мнению, ответ должен быть решительно отрицательным. Это «те слабые души, которые поддались на соблазн врага, отпали от духовного союза со своим народом и приняли веру, дух, наклонности, стремления, весь душевный уклад врага». Только война, утверждал он, показала их тлетворное влияние на Российское государство:
Сектантство немецкое… есть такой духовный немецкий авангард, и немцы пользовались всем – и насилием, и обманом, и изменою многих русских правителей, и русским простодушием, и доверчивостью русского правительства, и либеральным направлением нашей русской литературы… пользовались и пользуются решительно всем, чтобы такой духовный свой авангард крепко насадить в России [Восторгов 1914а: 1–3].
Это доказывает, заявлял Восторгов, один тот факт, что баптисты молятся не о победе русского оружия, а об окончании войны.
Эта речь была напечатана полностью на первой странице консервативно-монархистской газеты «Московские ведомости», а потом распространялась в виде брошюры. О ней охотно и с одобрением писала правая пресса, освещавшая также публичный диспут по поводу этой речи между самим Восторговым и представителем баптистов по фамилии Гедеонов [Восторгов 19146; Пасынков 1914][111]
.Речь Восторгова привлекла внимание властей в Петрограде. В секретном циркуляре губернаторам от 12 декабря 1914 г. министр внутренних дел Николай Маклаков заметил, что правая пресса в последнее время публикует статьи о склонности сектантов к «германизму». Поэтому министерство сочло полезным распространить по этому поводу ряд основополагающих сведений. В циркуляре говорилось, что «рационалистическое сектантство в лице главных его представителей: баптизма, евангельского христианства и адвентизма» использует весь арсенал пропагандистских методов, чтобы воспользоваться своим «тщательно разработанным планом религиозной реформации России». Они находятся в тесном контакте с иностранными, в частности германскими организациями, которые оказывают сектантам содействие в создании «искусственных условий распространения идей сектантства среди православных». Таким образом, сектанты злоупотребляли веротерпимостью, которую им даровал царь. Министр заключает предписанием усилить и без того строгий надзор за рационалистическими сектами и докладывать обо всех связанных с ними случаях министерству [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 116–117].