Такие публичные обвинения и подозрения со стороны правительства означали, что дела приняли для баптистов дурное направление. Прохладным сентябрьским утром 1914 г., когда одесская община баптистов собралась у своего молитвенного дома, их встретила толпа с флагами, патриотическими лентами и портретом царя. Детский хор запел торжественный гимн «Царю небесный», а члены местного православного братства стали подстрекать толпу к протесту против предателей, которые в России исповедуют немецкую веру [Тимошенко 1917: 11–12]. Ночью 6 декабря девять проповедников из одесских общин евангельских христиан, баптистов и адвентистов были арестованы по приказу начальника Одесского военного округа и генерал-губернатора М. И. Эбелова под тем предлогом, что их проповедь опасна в условиях военного времени. В начале 1915 г. он приказал закрыть все общины баптистов и евангельских христиан в Херсонской, Бессарабской и Таврической губернии, а все видные проповедники из этого важного для движения региона были сосланы в Сибирь[117]
. В январе 1915 г. Фетлеру приказали покинуть пост пресвитера столичной общины. Хотя ему грозили ссылкой в Сибирь, ему удалось взамен получить себе вечное изгнание из Российской империи без права возвращения [История евангельских христиан-баптистов 1989: 163–164]. В августе того же года главнокомандующий Северо-Восточным фронтом приказал закрыть все евангелические общины в Петроградской и Олонецкой губерниях. Потом периодически давались разрешения проводить собрания с условием, что на них не будет служащих солдат. Дом Евангелия в Петрограде был реквизирован и использован как казарма. Верующие были печальными свидетелями того, как с крыши дома была убрана электрическая вывеска, гласившая «Бог есть любовь», и как вместо молитв дом наполнили ругань и табачный дым [Из прошлого 1919: 32; РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 331; д. 332; ОР РГБ, ф. 435, к. 96, д. 20]. Евангелическая пресса практически перестала существовать. Госпитали, которые баптисты учреждали по всей России для заботы о раненых солдатах, подвергались строгим ограничениям или вовсе закрывались [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 23, л. 95-101; Как бывшее правительство 1917: 45].Преследования также затронули общины вдали от взора центрального правительства. В маленьких деревнях православные прихожане, накачанные антигерманской пропагандой, обличали своих соседей-баптистов как предателей и стремились прогнать их подальше. Однако, как написал один украинский крестьянин И. П. Крещенко из села Лебедин Киевской губернии: «Не было бы войны, то мы и не знали бы, что есть Германия» [Проханов 1915: 30].
К 1916 г. союзы баптистов и евангельских христиан прекратили какую-либо значимую деятельность. Уже в июне 1915 г. Василий Иванов писал Василию Павлову, что Союза баптистов практически перестал существовать [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 69, л. 501]. Руководство евангельских христиан не так пострадало от ссылок, а руководство деноминацией в большей степени было завязано на одном человеке, Проханове, так что по крайней мере Всесоюзный совет евангельских христиан смог функционировать во время войны. Однако в конце 1916 г. члены совета были арестованы по обвинениям в противогосударственной деятельности, и «Утренняя звезда» прекратила существование [Отчет 4-го Всероссийского съезда 1917: 1–2][118]
.Беды баптистов вновь привлекли внимание либеральных и левых депутатов в Думе. В феврале 1916 г. Милюков жаловался думцам на закрытие евангелических общин и ссылки пресвитеров. В июне того же года группа депутатов от левых партий обратилась к Думе с петицией расследовать закрытие баптистского молитвенного дома в Омске по подозрению в прогерманской пропаганде. Законодательный орган принял запрос, и Министерство внутренних дел провело расследование [Curtiss 1940: 386][119]
. Однако только после Революции 1917 г. омская община вновь смогла собраться в своем молитвенном доме и отпраздновать его повторное открытие [На Божьей ниве 1917: 196].