Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

По его мнению, хотя отдельные верующие могут придерживаться тех или иных политических взглядов, религиозное сектантство как таковое не является политической идеологией. «Вовлечение сектантства (в его целом) в политическую борьбу дело совершенно невозможное» [Запрос 1913: 1–2]. Эта статья, с одной стороны, несомненно, имела целью обезопасить евангелическое движение от ассоциации с революцией в свете жалобы, поданной социал-демократами, но, с другой стороны, здесь выражался общий для всех евангелических вождей взгляд, что политика, основанная на понятии класса, ошибочна, и что у верующих есть лучший альтернативный план по преобразованию России.

У идеи религиозной реформации было много общего с революционным социализмом. В обоих случаях преобразование общества связывалось с радикальной переменой индивидуального сознания, см., например, [Раевский 1914:260–261]. Марксистская революция и евангелическая реформация были вариантами апокалиптической картины «идеального будущего коллективистского состояния спасения в мире сем» [Bauckham 1996: 566]. В то же время идея реформации отвергала материалистические идеи о революционном движении, поскольку она предполагала, что социальные перемены произойдут в результате духовной трансформации индивидов, а не наоборот. Так, в начале 1908 г. Василий Павлов писал в «Баптисте», что закон любви «может разрешить все наши социальные вопросы, и другого исхода из обострившейся классовой и экономической борьбы нет» [Павлов 1908: 3]; см. также неозаглавленную статью И. Сапункова [Баптист, № 2 (февраль 1908): 2]. Несколько лет спустя он противопоставлял «метод христианства» «методу научных социалистов» в деле улучшения общества. Открыто отвергая путь насильственной революции, он утверждал, что «эти научные социалисты и социал-революционеры забывают, что моральное зло есть корень всякой социальной несправедливости». Взамен Павлов проповедовал социальный мир, основанный на христовой заповеди возлюбить ближнего своего, как самого себя: «Хозяева должны любить рабочих, как себя, а рабочие взаимно – работодателей», – писал он [В. П. 1911: 363]. Проповедники могли акцентировать разные аспекты этой политики любви. Иванов подчеркивал социальное равенство, а Павлов – социальный мир, но все решительно оказывались от политической борьбы. Несмотря на изменившиеся обстоятельства, вера в то, что в основе социального вопроса лежал грех, продолжала доминировать в социально-политической мысли евангеликов до и после 1917 г. [Социальный вопрос 1911: 2]; цит. по: [Nesdoly 1971: 330].

Таким образом, две взаимосвязанные идеи присутствовали в сдержанном политическом дискурсе баптистов до революций 1917 г. Во-первых, они стремились избегать вовлечения в политику, сосредотачиваясь на религиозном активизме и идя на компромиссы с существующим режимом, когда это было необходимо для того, чтобы продолжать свою духовную деятельность. К тому же они выступали за альтернативную картину социально-политического порядка, основываясь на идеалах раннего христианства и надеясь на реформацию, в результате которой на земле будет построено Царство Божие. Обе эти идеи предполагали, что чаяния и методы верующих не от мира сего. Однако идея реформации подразумевала, что вся русская нация превратится в общину обращенных христиан-протестантов и таким образом будут решены многочисленные проблемы российской жизни. Таким образом, нежелание евангеликов участвовать в светской политике и нежелание говорить на языке светских ценностей не следует уравнивать с полным отказом от ответственности за судьбы этого мира. В 1917 г. светская политика ворвется в мир евангеликов, заставив верующих переосмыслить свои прежние ценности и стратегии.

Разговоры о революции