Русские беседы: лица и ситуации

И Аксаков, и Самарин несколько раз в жизни принимались вести дневник – но они не были ни немцами, ни англичанами, так что все подобные попытки прекращались довольно скоро: опыт самоотчета, анализа не только обстоятельств своей жизни, но и самих себя был для них потребностью, удовлетворение которой они находили в письмах, чья регулярность и наличие реального собеседника упорядочивала и подталкивала к фиксации себя в письменном слове. В этих письмах (помимо массы ценнейших сведений, мнений о делах политических и литературных и т. п.) есть еще и другое, куда более важное – отразившийся облик положительно прекрасных русских людей, нравственно-добротных, крепких, умевших жить правильно, в том числе и благодаря неизменному сомнению в самих себе, но не в своем идеале, а лишь в верности своего понимания, в сомнениях, находящих не оправдание слабости, а лишь силу к действию.

7. «Дамский круг» славянофильства: письма И. С. Аксакова к гр. М. Ф. Соллогуб, 1862–1878 гг.

Публикуемые письма представляют интерес не только своим содержанием, но и как образчик переписки Ивана Сергеевича Аксакова с «дамским кругом» славянофильства. Исторически так сложилось, что после опубликования писем молодого Аксакова, адресованных родным и составляющих своего рода эпистолярный дневник 1844–1856 гг., в дальнейшем издавались преимущественно его письма к публицистам, государственным деятелям и т. п. персонам – выбор казался логичным с точки зрения контактов и информационной насыщенности. Однако даже в эти первоначальные эпистолярные подборки вошли письма к графине Антонине Дмитриевне Блудовой[248], поскольку их значение для истории жизни и деятельности Ивана Сергеевича несомненно. Сами по себе они, однако, не представляют собой исключения из довольно многочисленных писем Аксакова, обращенных к дамам, – назовем лишь переписку со Свербеевой или с княгиней Черкасской. Роль «дамского круга» в истории славянофильского направления не то чтобы недооценена, но явным образом «недопроговорена»: славянофильство по своему типу социальной организации принадлежит к «идейным» направлениям конца XVIII – первой половины XIX в., т. е. основой вхождения в круг и пребывания в нем служит не только (а иногда даже и не столько) идейная близость, сколько связи родства и свойства, иногда соседские – и гораздо реже общая служба или пребывание в одном учебном заведении[249]. Соответственно, вхожими в круг оказываются не отдельные лица, а семейства. В русском дворянском обществе первых двух третей XIX в. большую и одновременно в значительной степени непубличную роль играет «женская половина», выстраивавшая сети контактов и влияний, которые для внешнего взгляда остаются малообъяснимыми.

Так, например, осведомленность Аксакова о планах верховной власти связана с придворным положением его жены Анны Федоровны и ее сестер – Дарьи и Екатерины, дочерей Федора Ивановича Тютчева, фрейлин императрицы. В письме от 15 августа 1878 г. он уведомляет Свербееву, что, по сообщению Дарьи и Екатерины Тютчевых, они смогли узнать об обстоятельствах, сопровождавших решение о закрытии Московского Славянского общества и о высылке Аксакова из Москвы: «<…> причина остается им положительно неизвестною и держится в секрете, по крайней мере для главнейших представителей женского персонала при дворе»[250]. Это говорило об уровне секретности операции; равно как, напротив, снятие «опалы» с Аксакова и дозволение вернуться в Москву было связано, по крайней мере отчасти, с поддержкой, которую он имел на половине императрицы.