Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

В истории украинского национализма XIX – начала XX в. мы постоянно наблюдаем контраст между весьма ограниченными конкретными действиями, текущей программой – и постулируемыми общими целями и задачами. Если на практическом уровне, например, для 1880-х годов существенным достижением будет организация концерта с украинскими народными песнями, то стремлением здесь будет радикальное изменение всей политической карты Восточной и Центральной Европы. Если численность самых крупных групп едва достигает пары-тройки сотен человек (включая сочувствующих), то идеологической перспективой являются массовые движения (в ситуации, когда в надднепрянской Украине отсутствуют даже легальные анализы чешских, сербских и т. п. «матиц»).

Подобный контраст, в числе прочего, порождал и двойственность реакции имперских властей: для одних украинские националистические группы оценивались как угроза реальная и ближайшая, требующая последовательных и жестких репрессивных мер как ответа на радикальные цели, которые эти группы ставили, и неприемлемости их «чаяний» для существующей власти, для иных эти группы выступали как малочисленные кружки и объединения, радикализм которых связан с их положением в данный момент – и каковые могут быть использованы в рамках имперской политики, с ними возможен компромисс, причем не только тактический, но и стратегический (условия для которого создадут возможности для культурной работы, например побуждая к отказу от нереализуемых целей), при этом компромисс выстраиваем на основе наличия общего противника:

– для российской ситуации таковым будет выступать в глазах центральных властей польское национальное движение, угроза которого оставалась постоянным фактором (несмотря на существенное ослабление этого движения в период 1865—1880-х годов),

– для австрийской ситуации, соответственно, общим противником оказывается Российская империя (и политика «русификации»), против которой возможно долгосрочное объединение либо трех сторон (центральной власти, польских политических групп и украинских), либо двух (центральной власти и украинских политических групп), при этом в любом случае центральная власть выступает в качестве арбитра и защитника, ограничивая польские притязания в Галиции (или же, в ситуации 1867–1890 годов, когда Вена рассматривает поляков в качестве «третьего», «младшего» партнера в системе имперского управления, центральное правительство – тот участник существующей комбинации, позиция которого может быть переопределена благоприятным для украинских групп образом).

Выход за пределы оптики противостояния демонстрирует, например, что для галицийской ситуации с конца 1840-х до 1890-х годов характерно наличие широкого спектра украинских националистических движений, от «москвофильства» до «народничества» и оформляющихся к концу этого периода в самостоятельное политическое направление «радикалов», где для первых ориентация на Российскую империю отнюдь не означает принятия идеи «общерусской» нации (по крайней мере в том смысле, который подразумевается сторонниками взглядов М.Н. Каткова или приверженцев позиции поздних славянофилов, представленной аксаковскими изданиями). Для «москвофилов» определяющим фактором их позиции будет позиция в рамках восточно-галицийской политики, где отсылка к «общерусской» идентичности – способ «укрупнения» себя в противостоянии польскому политическому преобладанию (и приобретение веса в глазах местного населения – примечательно, что авторитет одновременно утверждался и через апелляцию к «Руси», выступающей довольно неопределенным понятием, конкретизация которого не входила в планы апеллирующих, и к чему их, напротив, стремились принудить оппоненты, дабы использовать это как аргумент в политической борьбе, в «сепаратистских планах», стремлении к отделению от Австрийской империи, и через апелляцию к «Вене», австрийскому императору – как политическому защитнику от польского преобладания, когда обвинение в «сепаратизме» адресовалось именно галицийским полякам). Аналогично для «народовцев» противостояние «москвофильству» будет выступать способом добиться содействия имперского центра – в идеале осуществить разделение Галиции на две коронные земли, Восточную и Западную, демонстрируя свою лояльность и принципиальный характер противоречий с «общерусским национальным проектом» в условиях ухудшающихся отношений двух империй с конца 1870-х. Но вплоть до 1890-х годов национализм «народовцев» будет ориентирован преимущественно против польского преобладания в Галиции, практически не имея выходов за пределы австрийского политикума.