Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

(3) В польской историографии этот период получил ироничное обозначение «позитивизма» или периода «органической работы» (1880-е – 1-я пол. 1890-х), когда внешние проявления политической, и в частности национальной, активности пошли на спад (Davies, 2001: ch. IV). Однако именно в этот период украинский национализм выходит за пределы имперских границ – галицийское и надднепрянские движения начинают активно взаимодействовать между собой и, что важнее, определяют себя как принадлежащие к одной и той же общности – Украине, происходит складывание украинского национального движения в Закарпатье. В данный период формируется относительный языковой консенсус (возобладание «филологической правописи» и движение в сторону ее унификации), складывается национальный исторический нарратив (завершением этого процесса станут работы М. Грушевского уже на следующем этапе, когда история всех территорий будет описана в рамках единой периодизации и постулируемого единства субъекта развития), культурный канон (с символическим первенством Шевченко). Данный период особенно важен тем, что, несмотря на политическое отсутствие, надднепрянский национальный концепт станет преобладающим, практически безальтернативным в украинском движении.

(4) Формирование массового национального движения (2-й пол. 1890-х – 1910-е годы), где Галиции отводится роль «Украинского Пьемонта», выработки форм и методов политического действия, в то время как интеллектуальное и социально-экономическое преобладание сохраняется за надднепрянскими территориями. В последнее десятилетие данного этапа – по мере конкретизации политической составляющей украинского национального движения – ставится под вопрос этнонациональный концепт «украинства», предпринимаются попытки переопределить «украинство» в рамках «политической нации», что актуализирует антиколониальный ракурс осмысления ситуации, подводя его к постколониальному.

В целом история формирования украинского национального движения представляет собой крайне интересный и остающийся слабо изученным феномен, выступая своеобразной «лабораторией национальной мысли», где сопряжения имперского и национального, противостояния иным, более развитым национальным проектам, опыты осмысления украинской ситуации как «колониальной», начинающиеся с предсказуемой риторики сопротивления и переходящие к далеким от банальности теоретическим выводам относительно природы «колониализма», созвучны скорее уже работам конца XX – начала XXI в.

а. Приложение: «ВСЕ БОГИ УМЕРЛИ» [24]

Сборник «Украинский вопрос в русской патриотической мысли», подготовленный А.Ю. Минаковым, включает в себя тексты весьма разных по своей политической и интеллектуальной ориентации авторов, более того, авторов, обращавшихся к принципиально различным аудиториям, представленных текстами разнообразных жанров, от частного письма до памфлета. Подобная разнородность, надобно полагать, и определила заглавие сборника – «патриотическая мысль» оказалась максимально общим и, в силу этого, неопределенным понятием, позволяющим включить под одну обложку Белинского и Каткова, Аксакова и Суворина, Гогоцкого и Скрынченко, Розанова и Струве.

Если попытаться конкретизировать использование данного понятия составителем, то под patri ей понимается «большая русская нация» – независимо от конкретных идейных позиций, все представленные авторы являются сторонниками и защитниками данного национального проекта и, соответственно, противниками украинского. В данном случае необходимо остановиться на природе противостояния, как отмечает А.И. Миллер в ставшей уже классической монографии по истории «украинского вопроса», «…восприятие украинского и белорусского, в той мере, в какой последнее проявляло себя, национальных движений в корне отличалось от восприятия других национальных движений в империи. Борьба с другими национальными движениями была борьбой за сохранение целостности империи. Борьба же с украинским движением непосредственно касалась еще и вопроса о целостности русского народа (для тех, кто верил, что триединая русская нация уже существует) или о том, какие территории и какое население составят то ядро империи, которое предстояло консолидировать в русскую нацию (для тех, кто отдавал себе отчет в том, что большая русская нация представляет собой только проект)» (Миллер, 2000: 40). Иначе говоря, данные национальные проекты оказывались непосредственно конкурирующими друг с другом – в своей последовательной формулировке они не допускали компромисса, реализация одного представала как исключающая другую.