(4) Фактическая и весьма ограниченная либерализация, то наступающая, то отступающая на протяжении 1880–1904 гг., сменяется снятием запретительных мер в 1905 г. Последний этап, с 1905 по 1914 г., протекает уже в условиях прихода масс в политику, появлением политических партий и групп, претендующих на выражение преимущественно или в числе прочего и национальных интересов.
Важно подчеркнуть, что одними из главных участников спора (в сборнике представлена только одна сторона в публицистическом соревновании, что, впрочем, не лишено своего смысла – в условиях Российской империи нередко публичный голос принадлежал только ей, из чего не следует, разумеется, что это была полемика непременно с «молчащим» оппонентом, но предполагала несимметричность ситуации – оппонент высказывался частным образом, в зарубежных изданиях, прибегал к эзопову языку, недоговаривал собственную позицию, полагаясь на достаточное понимание со стороны читателя) были жители или выходцы с Малороссии, как обычно и бывает в подобного рода процессах, при конкурирующих национальных проектах, борьба идет на местном уровне, в выборе идентичности – «украинской», «малороссийской», «русской». Вместе с тем, как уже отмечалось выше, одной из проблем не только имперской политики, но и общественного мнения Империи был спорадический характер внимания к «местным» проблемам – «украинский вопрос» лишь ненадолго оказывался в центре внимания, затем уходя с повестки и, что важнее, дискуссии иногда заканчивались административными решениями, но так и не приходили к ясной формулировке программы: представленные тексты в этом отношении вполне показательны, нося преимущественно реактивный характер, причем по мере продвижения к последним годам существования Империи их реактивность возрастает – позитивная программа не формулируется или оказывается сведенной к набору общих мест, конкретны преимущественно лишь предложения репрессивного плана, к тому же уже испробованные и показавшие свою недостаточную эффективность.
Впрочем, если это можно сказать о 1880-х и последующих, то к предшествующим десятилетиям это не относится. Особенное богатство материала с точки зрения его аналитической разработки представляют публикации первой половины 1860-х годов и 1875–1882 гг. – на это время приходятся два важнейших события в выработке имперской политики по «украинскому вопросу» – Валуевский циркуляр 1863 г. и т. н. «Эмский указ» 1876 г. Публицистика при этом играет значительную роль – она стремится (и достаточно успешно) повлиять на вырабатываемые решения, предупредить нежелательные или способствовать сохранению принятого курса, которому грозит пересмотр. Разумеется, мы имеем дело с публицистикой, т. е. с текстами, долженствующими привести к конкретному действию или воздержанию от него – они призваны убедить, а не представить объективную картину, что не означает их ложности, а лишь обозначает тенденциозность, притом обычно открытую. Понятно, что если мы стремимся представить свою позицию как сильную, то оппонента можно представить как «покушающегося с негодными средствами» или же, напротив, говорить о «смертельной угрозе», от него исходящей, выбор риторики зависит от многих факторов, но это вопрос не описания объективного характера ситуации, а аргументов, которые способны побудить адресата к желаемому действию.
Попутно отметим, что представленные тексты дают возможность увидеть изменение аудиторий – и, соответственно, способов говорения: если для текстов 1860-х и даже 1880-х адресатом выступает «образованное сословие» и потому даже в эмоциональных и преднамеренно заостренных текстах Каткова или Аксакова присутствуют довольно сложные цепочки рассуждений, образов, сравнений и примеров, рассчитанных на соответствующего читателя, способного распознать цитату и оценить иронию, а газетные передовицы, жанр изначально короткий, в печатном варианте занимают по 8—15 страниц книжного текста, то в начале нового века газетная статья все больше отклик или призыв – рассуждениям место в толстом журнале, газета теперь сообщает лишь факты и выводы. То есть в 1860-е годы еще сохраняется та ситуация, когда понятия «образованной публики», «читателей журналов и газет», «тех, чье мнение имеет значение» и «тех, кто придерживается рациональной аргументации» – понятия не совпадающие, конечно, но довольно близкие.