Читаем Русские беседы: уходящая натура полностью

То принципиально новое, что высказал Лавров, было «возвращением этического». Русский радикализм конца 1850–1860-х, как несомненно для любого, обратившегося к основным текстам этого времени, был этическим движением, как в социальной (Чернышевской), так и в индивидуалистической (Писарев) ипостасях, но этическое здесь выражалось в форме деконструкции «этического», старой нравственности: освобождения человека, индивидуального или коллективного, от старых догм, традиций, нравов, осознаваемых как ложь и как нерациональное. Иными словами, в этом движении этическое оказывалось снятым в своей специфике: поступать нравственно значило поступать рационально, истинная этика представала как этика рациональная, в форме, например, «разумного эгоизма», тогда как ссылка на автономно-этическое, апелляция к «нравственности» и «морали» трактовалась в рамках «логики подозрения» как защита интересов / целей / стремлений, не могущих быть обоснованными для другого рационально, «моральное» как аргумент представало как орудие принуждения (тезис Фрасимаха). Собственная этика русского радикализма возникала в неявной форме, в одновременной отсылке к долженствованию – и утверждению примата фактического, наличного, сведения действия к интересам – выполняющему функцию разоблачения и тем самым предполагающему наличие иного, бескорыстного действия.

Лавров на рубеже 1860–1870-х годов обратил скрытое в явное, утверждая сферу нравственного (и, соответственно, осмысляя социальное поведение в рамках нравственного долженствования). Логика, лежащая в основании «Исторических писем», довольно проста, складываясь из серии последовательных противопоставлений:

(1) бессознательное / сознательное – большая часть людей живет бессознательной жизнью, они, собственно, почти не вышли из «природы», поскольку их существование определяется основными потребностями и все свои силы им приходится тратить на их удовлетворение, это уровень выживания. Но вырабатываемая цивилизация позволяет меньшинству выйти за пределы этого существования, стать личностью, т. е. критически отнестись к существующему, что и создает возможность развития (новации);

(2) большинство / меньшинство – это меньшинство, поставленное в относительно благоприятные условия, существует за счет большинства, но тем самым цивилизация оказывается непрочной. Здесь Лавров оспаривает прямолинейную прогрессистскую схему – хрупкость цивилизации, многочисленность примеров ее разрушения в истории является следствием того, что большинство не заинтересовано в ней или, по крайней мере, его заинтересованность не прямая – большинство оплачивает цивилизацию, но не разделяет ее выгод; в свою очередь, поскольку общая совокупность благ не очень велика, меньшинство, получающее выгоды от цивилизации, преследуя близкие цели и отставляя в стороне более отдаленные угрозы, не склонно расширять круг пользующихся выгодами цивилизации, так как это ухудшило бы их текущее положение;

(3) охранительство/критика – меньшинство, находящееся в благоприятных условиях (т. е. имеющее возможности физического и умственного развития), обладает возможностями для формирования критически мыслящих личностей. В поздней «Автобиографии-исповеди» (1885, 1889) Лавров писал: «Область нравственности не только не прирождена человеку, но далеко не все личности вырабатывают в себе нравственные побуждения […]. Прирождено человеку лишь стремление к наслаждению, и, в числе наслаждений, развитый человек вырабатывает наслаждение нравственной жизнью и ставит это на высшую ступень в иерархии наслаждений» (стр. 637, 638). За этим рассуждением легко разглядеть наследие эллинистической философии – со стремлением к счастью и одновременно с противопоставлением жизни мудреца жизни профана, но, вместе со всей нововременной традицией ставя жизнь деятельную выше жизни созерцательной, Лавров помещает действие (социальное) как непременное развитие нравственного требования.

Таким образом меньшинство распадается на две группы: на тех, кто пользуется выгодами своего положения (и стремится сохранить свои преимущества), и тех, кто осознает свое привилегированное положение как возлагающее обязанности. Поскольку существующая цивилизация не дает возможностей для большинства к физическому и умственному развитию, то ценою большинства оплачивается подобная возможность для меньшинства, что влечет за собою долг по отношению к большинству. В долгосрочной перспективе, впрочем, долг этот находится в согласии с истинным понимаем пользы самого меньшинства, поскольку отчужденность от цивилизации большинства ставит саму цивилизацию под угрозу, более того, даже независимо от этого риска («нового варварства» в последующей терминологии), оно искажает и положение меньшинства, вынужденного оправдывать несправедливость существующего общественного порядка, т. е. искаженное восприятие действительности оказывается и необходимостью, дабы примириться с действительностью, и тем, что ведет к ошибочным действиям.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские беседы

Русские беседы: соперник «Большой русской нации»
Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработался тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России – то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.XIX век справедливо называют веком «национализмов» – и Российская империя является частью этого общеевропейского процесса. В книге собраны очерки, посвященные, с одной стороны, теоретическим вопросам модерного национализма, с другой – истории формирования и развития украинского национального движения в XIX – начале XX века. Последнее является тем более интересным и значимым с исторической точки зрения, что позволяет увидеть сложность процессов нациестроительства на пересечении ряда имперских пространств, конкуренции между различными национальными проектами и их взаимодействия и противостояния с имперским целым.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук Б ФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика
Русские беседы: уходящая натура
Русские беседы: уходящая натура

Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработались тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.Во второй книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Михаил Бакунин, Иван Гончаров, Дмитрий Писарев, Михаил Драгоманов, Владимир Соловьев, Василий Розанов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика
Русские беседы: лица и ситуации
Русские беседы: лица и ситуации

Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.В первой книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Петр Чаадаев, Николай Полевой, Иван Аксаков, Юрий Самарин, Константин Победоносцев, Афанасий Щапов и Дмитрий Шипов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары