– Никогда не отдыхающая Шанель, насколько я увидела за время короткого знакомства, – это маленький черный бык: взгляд исподлобья, челка до глаз… таких бычков продают на ярмарке в провинции. Она ненамного моложе нас, да? Но она человек другого времени, она – в будущем. Шанель шагнет в другую эпоху, где будут прославлены люди рациональные и меркантильные, умеющие все просчитывать. Возможно даже, эти будущие люди сделают Шанель своим знаменем, потому что первопроходцы – самые сильные, яркие, они совершают первый прыжок… Ради этого прыжка она научилась не размениваться на страдания. Страсть она пускает в свое дело! Шанель не принадлежит и не будет принадлежать нашему с тобой миру, миру чувств. И она умеет очень быстро меняться, оставляя предыдущую оболочку. Кстати, надо написать о ней новый очерк, – договорись, пожалуйста, чтобы Шанель пустила меня посмотреть на ее работу.
– Ладно, – ответила Мися кисло, в другой раз она бы оскорбилась тем, что ей навязывают роль посредницы, но сейчас она думала о другом. – А Серж? Он перейдет в другую эпоху?
– Нет. Думаю, Серж Дягилефф останется с нами. Он носит с собой слишком много прошлого, твой бесподобный друг: уже не существующую страну, бывших любовников, блеск прошлой жизни, которая сегодня кажется ему идеальной. Хотя на самом деле она никогда не была такой. Вдовец неизбежно начинает верить, что жена, которую он потерял, была ангелом без изъяна.
Мися не поверила подруге: ей было хорошо известно, какие планы мечтает воплотить Дягилев, как он умеет опережать время. «Колетт всегда грешила абсурдными обобщениями, – рассуждала Мися по дороге домой. – Например, говорила, что в Бретани все служанки рыжие».
Дягилев позвонил Мисе и, попеняв, как обычно, что она забыла о нем, напомнил, что труппа скоро уезжает в Испанию. Он пригласил ее на прощальный ужин в «Ритце». Мися подумала, что надо бы поговорить с Сержем о Мясине, да и о Равеле тоже. Ей казалось, что к работе с Равелем Дягилев непременно должен вернуться, и чем скорее, тем лучше.
За столом собралась дягилевская свита: Стравинский, Валичка Нувель, режиссер Григорьев и Пафка Корибут. Не было лишь Мясина. Дяг сидел, склонив массивную голову к столу, больше молчал. Его угрюмость Мисю раздражала, и хотя она хорошо понимала ее причину, утешать его желания не было. Он почувствовал это, сел рядом и зашептал в ухо:
– Вот скажи мне, миленькая, мы ведь уезжаем надолго, на всю осень. А если бы я не п-позвонил тебе, ты бы про меня не вспомнила?
– Серж, не надо так говорить, ага! – отстранилась Мися. – Это нудно. Я знаю, сейчас идут репетиции «Весны». Не хотела мешать. Ты же сам всегда говоришь, что твое дело превыше всего для тебя.
Пока они шептались, Павел Корибут не спускал глаз с Дягилева, и глаза его выражали столько сочувствия, добра, что Мися невольно подумала: «Вот у Дяга, при всей странности его жизни, есть семья… а у меня что? Если не будет Жожо, то все, я останусь одна».
– Разница в том, что я вот люблю тебя. А ты, моя миленькая Мися? Любишь только то, что я делаю, – Дягилев повысил голос. – «Твое де-ело!» – передразнил он. – Мы до отъезда уже, вероятно, не успеем посидеть вдвоем и поговорить по душам?
В его взгляде Мися увидела надежду, что она возразит ему, как обычно: «Что ты, Серж, я с радостью приду к тебе, завтра же!»
«Стал занудой… но я сама такая же несчастная, у меня нет сил его утешать. Мы провалились, оба».
– Мадемуазель Шанель ведь не в Париже сейчас? – осторожно спросил Стравинский.
– В Биаррице, я уже вам говорила, – проворчала Мися.
– Я просто решил: вдруг она вернулась… мадемуазель мне как-то сказала, что хотела бы увидеть премьеру «Весны» в Мадриде и что она никогда не была в Испании, – сообщил композитор. – Так что, вполне возможно, она приедет туда, присоединится к нашим гастролям.
Мися сделала большие глаза:
– Сами напишите ей, ага, и спросите прямо, Игорь. Что вы ко мне-то все?!
– Я пишу ей, все время пишу, но нет ответа, – стал оправдываться Стравинский.
– Коко не сильна в написании писем, она предпочитает бухгалтерские книги, – не удержалась Мися. – Но я не слышала, чтобы она собиралась в Мадрид. Хотя – как знать? Уговаривайте, Игорь, уговаривайте! – усмехнулась она.
«У Коко появился поклонник-гений! Раньше меня называли „пожирательницей гениев“, а теперь кто я? – Мися была раздосадована. – Она моложе меня всего на десять лет, но у нее будто все только начинается… у меня все летит в прошлое, а точнее, к черту. Это потому, что я с девятнадцати лет всегда была замужем, от этого быстрее состарилась, чтоб им провалиться, моим первым двум…»
– Все же попрошу вас, мадам Серт, помочь мне, – настаивал Стравинский. – Если я уеду в Испанию раньше, чем мадемуазель вернется с Баскского побережья, передайте ей письмо. Вот оно. И расскажите ей, пожалуйста, что в Испании нас всегда принимает королевская семья, мы в Мадриде живем как вельможи, там бесподобные сады и дворцы, я все сам ей покажу… – Стравинский замолчал, заметив усмешку Дягилева и его косой взгляд.