Русские крестьянские ремесла и промыслы

Сейчас искусствоведы, изучая глиняную игрушку, рассматривают ее как самостоятельный вид художественного промысла, народного искусства. Отчасти они и правы: в ХХ веке, до нашего времени включительно, то там, то тут народные мастера только игрушкой и занимаются. А когда-то это был лишь вспомогательный промысел, порожденный принципом экономичности, безотходности крестьянских ремесел. Топливо для горна, где обжигали горшки и чашки, приходилось покупать. И сгорала часть его бесполезно: между округлыми горшками и крынками масса пустого пространства. И лошадь на ярмарку практически везла воздух: и между горшками, и внутри них опять же слишком много пустот. А ведь лошадь приходится кормить, да еще и овсом. А так налепят бабы или ребятишки свистулек либо крохотной кукольной посуды, и можно заполнить в горне пустоты, можно насовать эти изделия в солому между взрослой посудой и внутри нее – вот и экономия и топлива, и овса. Игрушки и посудка эта стоили доли копеек, да и то нередко меняли их на базаре на продукты: за свистульку – яйцо, тайком унесенное мальчишкой из курятника. Глядишь, за ярмарочный день хотя бы копеек 10–15 прибыли и набежало. А художеством никто это не считал. Так, пустяки. Наверное, так же, как производство глиняных грузил для сетей. Возле города Истра Московской области стоит Воскресенский монастырь, более известный как Новоиерусалимский: его создатель, патриарх Никон, задумал в свое время воспроизвести под Москвой святыни Иерусалима. При строительстве монастырских храмов много использовалось разнообразной керамики. И в музейной археологической экспозиции там можно увидеть множество непонятных нашему современнику круглых небольших изделий: вроде катушек или коротких толстых трубочек. А это монастырские гончары для монастырских рыбаков как раз и делали глиняные грузила для сетей. Такие грузила использовались по всей необъятной России в сотнях тысяч сетей.

А вот кирпичное производство было делом серьезным. Чем дальше, тем больше требовала Россия кирпича: глинобитные печи заменялись кирпичными, стали появляться кирпичные фундаменты построек, кирпичные амбары, кирпичные нижние этажи домов богатых крестьян, особенно державших лавки или кабаки. И помещикам множество кирпича требовалось, и на казенные сельские учреждения – мало ли куда шел кирпич. И в городах, и в селах на крохотных кирпичных заводиках работали те же крестьяне. Такой заводик в своей автобиографической книге «Смех за левым плечом» описал покойный писатель В. А. Солоухин, выходец из с. Олепина Владимирской губернии. Держал этот «завод» его дед: глинище, т. е. большая яма, из которой брали глину, тачка для ее перевозки, несколько досок от глинища до стола, на котором выделывали кирпичи, чтобы тачку возить, широкий и длинный тесовый стол для работы, полки для сушки кирпичей да навес над ними. Все оборудование – раздвижной ящик без дна: шмат глины кидали в него, плотно набивали деревянным молотком, чекмарем, и, раздвинув ящик, вынимали полуфабрикат, шедший в сушку. Сырые кирпичи аккуратно ставили на полках рядками на ребро. Все работники – из своего семейства, а поскольку мужиков не хватало, то на сезон нанимали и работника. Когда высушенных в тени кирпичей набиралось несколько тысяч, из них насухо складывали печь, так, чтобы между кирпичами оставались щели. Затем готовую печь растапливали, и она сама себя обжигала: огонь проходил между всеми кирпичами, как сквозь сито. Потом эту печь-времянку разбирали и получали готовенькие звенящие обожженные кирпичи. Таких примитивных кирпичных заводиков с одним-тремя работниками по всей стране были тысячи и тысячи. А кирпич они производили отменный, не чета нынешнему. Старый кирпич однородный, хорошо промешанный, без камешков, по небрежности попавших в глину, равномерно пропеченный и обожженный до хорошего темно-бурого цвета, и при ударе даже звенит.